— Мне ничего не удалось добиться, Эллиот… Если не считать гибели убийцы Антона и Нэйла, но заказчики преступления на свободе.

— В этой ситуации никто не смог бы добиться большего. Никто.

Эллиот опустил глаза.

— И позволь мне принести тебе мои искренние извинения за то, что я так плохо обходился с тобой в последний год. Моему презрительному отношению к тебе нет никаких оправданий.

Грейс почувствовала, как внутри ее развязался старый болезненный узел обиды.

— Излишне подтверждать тебе, что ты немедленно возвращаешься в убойный отдел на прежнюю должность, — добавил Эллиот.

— Спасибо.

— Ты — гордость нашей полиции, Грейс. Это мы должны благодарить тебя. Но прежде чем вернуться к работе, возьми отпуск на несколько дней. Разумеется, он будет тебе предоставлен. Я свяжусь с тобой по поводу похорон Нэйла.

Грейс ответила взмахом ресниц.

— А что будем делать с «Олимпом»? — поинтересовалась она.

— Атаковать в лоб такую мощную и разветвленную организацию бесполезно. Теперь ты знаешь это лучше меня. Министр вынужден был пойти навстречу американцам, но сейчас, когда кризис миновал, он дал мне понять, что в отношении «Олимпа» следует остановиться на достигнутом.

Грейс покопалась в кармане пальто, достала свой мобильный, положила его на стол и включила видео исповеди Нэйла Штейнаберта.

Когда запись, продолжавшаяся минут двадцать, закончилась, Эллиот с восторженным вздохом провел рукой по волосам. Потом пристально посмотрел на Грейс.

— Я никогда не видел этого видео, не знаю, кто его записал и тем более кто его анонимно выложил в Интернет, чтобы оно стало общедоступно и пробудило совесть…

Грейс ответила понимающей улыбкой и убрала мобильный в карман.

— Чем собираешься заниматься в ближайшие дни? — спросил Эллиот. — Вернуться домой, к книгам и покою?

— Да, но сначала я должна кое с кем встретиться. Кстати, мне понадобится контакт с сотрудником ДИА.

Эллиот нацарапал на бумаге номер телефона и протянул Грейс.

Она поблагодарила его и собралась покинуть кабинет, но начальник ее окликнул:

— Грейс, насколько я понял из твоего отчета, взаимовыручка между тобой и Наис Конрад достигла уровня, редкого для сотрудничества между различными службами. Я хотел тебе сказать, что огорчен ее гибелью.

— Спасибо, — ответила Грейс, не оборачиваясь.

На вершине занимаемого колледжем готического здания из красного кирпича в Карлтоне, штат Миннесота, прозвенел колокол. Через несколько мгновений шумно обсуждающие что-то ученики стали выходить из дверей, чтобы разбрестись по свежеподстриженным, залитым солнцем зеленым лужайкам кампуса. Грейс стояла у подножия лестницы.

Большинство учащихся передвигались, не замечая, что находится перед ними, потому что ходили уткнувшись в экраны своих телефонов. Кажется, каждый отвечал на сообщения в соцсетях. И вдруг один из учеников окликнул группу товарищей, чтобы что-то показать им. Понеслись удивленные восклицания, смешки и вопросы. Подтянулись другие ребята, чтобы узнать, что же вызвало такую реакцию, и в свою очередь стали искать это в своих мобильных. Скоро уже весь кампус смотрел видео, которое Грейс быстро узнала по долетевшим до нее отдельным репликам.

Приземлившись в аэропорту Миннеаполиса, она выложила свидетельство Нэйла на Ютьюб. Прошло чуть больше часа, но видео набрало уже более миллиона просмотров, а информационные ресурсы немедленно принялись распространять его и выводить на первую строчку своих новостных сводок. В комментариях некоторые пользователи поясняли, что видео уже неоднократно удаляли из Сети, но всякий раз его заново выкладывали другие люди, так что те, кто пытался его уничтожить, не добились своей цели. Зато эта попытка цензуры только усилила интерес к ролику.

У Грейс, удивившейся тому, что все эти юноши и девушки не отрываются от экрана, несмотря на немалую продолжительность сюжета, появилась некоторая надежда. Может быть, завещание Нэйла действительно разбудит совесть.

Она отвлеклась от своих размышлений, когда заметила красивую девочку-подростка, вышедшую из здания в группе подруг. Грейс узнала ее сразу. Девочка лет двенадцати не улыбалась, не болтала, а подруги, казалось, окружали ее особой заботой и нежностью. Хотя и они тоже внимательно смотрели в экраны своих мобильных.

Грейс подошла с улыбкой на губах и добротой во взгляде.

— Здравствуй, меня зовут Грейс Кемпбелл. Ты Елена Конрад?

Ученица остановилась и посмотрела с таким же выражением, с каким смотрела ее мать, когда была насторожена.

— Могу я поговорить с тобой минутку?

— Откуда вы знаете мое имя? — спросила она, хмуря брови.

— Я была подругой Наис, твоей мамы.

Елена стиснула зубы и кивнула.

— Я знаю, ты ее не часто видела и…

— …И поэтому ее смерть мало что меняет в моей жизни, — отрезала девочка и развернулась, чтобы присоединиться к подругам.

Грейс понимала эту смесь злости и горя. Девочка защищалась, как умела.

— Елена, подожди, то, что я хочу тебе сказать, очень важно для тебя. Правда.

Школьница, казалось, задумалась, а потом махнула рукой подругам, показывая, что присоединится к ним позже.

— Я вас слушаю… — вздохнула она с нетерпеливым, почти раздраженным видом.

— Я знала твою маму недолго, но мы вместе прошли через испытания, которые ускоряют сближение между людьми. И я была рядом с ней, когда она нас покинула.

— Ну а мне-то что до этого?

— Перед смертью она успела сказать несколько слов. Они были адресованы тебе, Елена.

Девочка снова нахмурила брови, но в этот раз Грейс знала, что сделала она это, чтобы скрыть волнение.

— Она просила передать тебе, что всегда тебя любила и что оттуда, где она сейчас, будет заботиться о тебе, как делала бы в этой жизни.

Девочка с силой сжала челюсти, ее губы тряслись, глаза заволокли слезы.

Грейс достала потрепанную фотографию, которую носила при себе Наис, и протянула ей.

— Она в таком состоянии, потому что твоя мама постоянно носила ее с собой, где бы ни была. Она попросила отдать ее тебе. Думаю, будет правильно, чтобы ты…

В тот момент, когда Елена дрожащими пальцами взяла фотографию, из глаз ее покатились крупные слезы, а из горла вырвалось сдавленное рыдание.

Грейс не смогла сдержать волнения.

Вопреки всякому ожиданию, девочка подошла к Грейс, которая открыла ей объятия. Елена прижалась к ней, рыдая так, как, должно быть, рыдала, когда узнала о смерти матери. Два человека, которых любила Наис, молча утешали друг друга, обнявшись.