включенными в corps social, в коллективную плоть, управляемую законом. Есть Уголовный кодекс. Он предусматривает наказания за ряд половых преступлений – за изнасилование и за совращение малолетних. Если в кинофильмах или Интернете такие действия присутствуют во всей их неподдельности, не как разыгранные, но как картинки, за которыми стоит реальность, то производители подобной видеопродукции подлежат наказанию. Литература же – сугубое воображение, за которым нет действительных тел. Она не порнографична вовсе. Преследовать Сорокина могут лишь люди, чья эротическая фантазия столь неумеренна, что не способна отделить себя от фактичности.

Н.Г. А разве нельзя определить порнографию по мере ее воздействия на реципиентов? Скажем, Артем Веселый в эпопее «Россия, кровью умытая» описывает коллективное изнасилование, а кто-то из его читателей, заразившись эстетической силой этого (и впрямь недюжинного) повествования, возьмет да и отправится ночью в парк на поиски жертвы своего сексуального самоволия.

И.С. Этот критерий очень ненадежен. Одних упомянутая вами сцена заворожит, других оттолкнет. Если у индивида есть предрасположенность к садизму, то он, возможно, и получит от нее толчок к противоправному поступку. Но тогда нужно наказывать не писателя, а помещать заведомого садиста в психбольницу. «Голубое сало» же – со всей карнавальностью этого романа – и совсем не подпадает под понятие литературы, пропагандирующей преступную сексуальность. Как-то трудно представить себе, что Явлинский, прочитав у Сорокина о Хрущеве и Сталине, примется пежить Зюганова, чью, похоже, розовую сперму затем торжественно внесут на серебряном блюде в Думу.

После Интервью:

Дорогой Игорь Павлович!

Вчера я получил Ваше с Надеждой Григорьевой интервью, которое с интересом прочитал. Вслед за этим пришла мысль написать по его поводу несколько строк.

Когда в изнасиловании Вы видите возврат к архаическим формам сексуальности, то с этим не поспоришь, за исключением, быть может, одного аспекта. В самих архаических обществах ритуальная дефлорация девочек (Африка, Океания, напр.), когда за ней наблюдает большая (если не вся) часть взрослого населения, или же это происходит в специально подобранных для этого местах, скрытых от остальных, не есть, на мой взгляд, изнасилование, то есть – насилие над женским телом и его желанием. Девочка в таком обществе будет изнасилована в том случае, если ее не допустят к этому ритуалу (с юношами все то же самое: обрезание, увеличение пениса, принуждение к ритуальному убийству и т. п.).

Если говорить о женщине, то в архаическом обществе она, пожалуй, с момента начала регул, становится объектом, над которым совершаются те или иные насильственные действия (с точки зрения стороннего наблюдателя). У абелам (Новая Гвинея) женщинам запрещено приближаться к амбарам с ямсом; считается, что это может принести неурожай. Женщины также не могут полоть и убирать ямс, поскольку, как объясняется, «женщина плоха, она – вульва». Женщина отводится от сакрального продукта, ее биологическая недостаточность маркируется серией запретов. У абелам и ряда других папуасских народов нечистоплотных женщин содержат в «менструальных хижинах», где их месячные менее опасны для окружающих. У нага воины стремятся захватить женские головы вражеского племени, считая, что это принесет им удачу и плодородный сезон. Женщина плоха, но одновременно она обеспечивает процветание племени. Ей нужно многое запретить, и тогда она принесет пользу.

В любой культуре существует бесчисленное количество ограничений, особенно для женского тела и его сексуального поведения, которые, по моему мнению, направлены на сохранение каузальной структуры мира. У турок беременная женщина не может убить змею (табуированный объект), поскольку ее будущий ребенок обязательно родится с непомерно длинным языком. Женщина во время менструаций не может совершать жертвоприношения, – практически универсальное правило, – поскольку жертвенный объект не будет ритуально чистым (в Ветхом Завете это правило сообщается левитам, а его нарушение может вызвать катастрофы). У африканских бамбара женщина во время регул не имеет права готовить пищу для мужа, в противном случае он рискует отравиться. Ашанти считают, что прикоснувшись к нечистой женщине, мужчина рискует погибнуть на войне. У игбо западного берега Нигера женщине запрещалось накапывать корни ямса (похожий запрет, как мы видели, у папуасов), ей следовало обратиться за помощью к соседке.

Если женщина избежит насилия со стороны социума, ее настигнет кара небесная. Такова позиция цивилизованного общества. В Житии новгородских святых Иоанна и Лонгина сообщается, как некую женщину поразила молния за то, что она во время месячных решилась переступить через их могилу. Христианство, однако, религия прощения, и стоило незадачливой бабе покаяться в содеянном, она тут же была излечена. Нечистоплотной нельзя было заходить в церковь, – ее место в притворе. Нарушение этого правила влекло достаточно суровые наказания: от ста до шестисот земных поклонов в течение месяца; за принятие причастия во время регул полагался пост, как правило, от одного до трех лет.

Любопытно, что менструирующее тело таким образом приравнивалось к первому классу кающихся – «плачущим» (из четырех названых – stationes penitentiales), согласно канонической классификации Григория Неокессарийского. «Плачущими» были объявлены грешники, которым не разрешалось входить в храм, которые должны были проливать слезы на улице, прося входящих молиться за их грехи. В Белоруссии женщина старалась не смотреть на обнаженные тела, так как менструальная нечистота могла вызвать у другого сыпь. Входя в баню, женщина в период регул должна себя маркировать каким-нибудь восклицанием или фразой (типа «Мое при мне, а ваше при вас!»), чтобы не заразить окружающих. И несть таким примерам числа.

Архаическая структура мира (и не только архаическая) сохранится в будущем при том условии, что люди наложат строгие ограничения на свое поведение в настоящем. Насилие над женским телом, как и над мужским, оказывается каузально необходимым. А раз так, то насилие в мире мифов и ритуалов не есть то же самое, что насилие на улицах Нью-Йорка или Москвы. Наше цивилизованное сообщество, дополнил бы я Ваши рассуждения, наказывает насильников не столько потому, что они плохо себя ведут per se, сколько потому, что их насильственные действия над другим не имеют каузальных оснований.

На мой взгляд, насилие над непосвященным, о чем Вы тоже упоминаете, того же плана, что и насилие над женщиной. Непосвященный потому и непосвященный, что не подвергся насилию, которого он ждет и которое сделает его «настоящим человеком», членом сообщества. У многих народов, например у Йоруба, страшным наказанием является отсрочка инициации в состояние взрослого, особенно для мужской части населения. Как известно, невзрослым, то есть еще не «изнасилованным», запрещено потребление многих видов пищи, участие в тех или иных ритуальных представлениях и проч. (прежде всего военных), что компенсируется разрешением всяких вольностей, настрого запрещенных инициированным (игры с гениталиями, которых у детей как