Если бы нашим волосатым предкам довелось посетить наши города и пригороды, они, наверное, подивились бы устройству эскалатора и поинтересовались бы, куда подевались все растения и животные. И почему вокруг совсем нет птиц? Мы бы, конечно, ответили, что многие животные ушли, бежав от скопления людей и поменяв ареал своего обитания. Мы больше не добываем пищу – ее привозят нам на дом. Специальные машины упаковывают ее и украшают логотипами компаний-производителей. На упаковках указано количество калорий и содержание жира, но нет ни слова о происхождении и истории продуктов. Коров теперь доят не вручную, а с помощью механических приспособлений. Кур, которых мы едим, выращивают на крытых и отапливаемых птицефабриках. Наши симбионты, живые растения и животные, от которых мы зависим, превратились в материал, в субстанцию, которую мы употребляем в пищу. В этом отношении наши города разительно отличаются от всех городов, которые когда-либо существовали на Земле, а наши жизни практически полностью отделены от природы.

Что мы реально можем сделать для того, чтобы восстановить благотворное влияние природы на нашу жизнь – в Лондоне, на Манхэттене, в Токио или Гонконге… неважно где, хоть в Роли, Сиракузах или Альбукерке? Первым делом нам надо проанализировать структуру города, его сложную сеть зданий, свалок, дорог и трубопроводов. Окружающая среда, которую мы создаем, влияет на наши взаимоотношения так же сильно, как любое наше индивидуальное решение, принятое в этих условиях. Я впервые задумался об инфраструктуре мест нашего проживания, когда жил в Боливии, где пока возможны самые разнообразные версии будущего и где можно, отступив на шаг и призвав на помощь разум, предвидение и власть, совершить великие благотворные перемены. Я начал размышлять о будущем Боливии «У Тома», в маленьком ресторанчике на центральной площади городка Риверальта в северной части Амазонии. Ресторан этот весьма уважаем в глухой провинции и носит почетное звание места для богатых. На улице у входа в заведение стоят несколько столиков без защищающих от солнца зонтиков. За этими столами самые влиятельные люди города едят мясо и суп. Здесь нет ни одного блюда дороже нескольких долларов, но даже эта скромная сумма делит местное общество на касты. Лишь один из тысячи жителей городка может позволить себе обед «У Тома», и еще меньше людей могут делать это часто. Поэтому трапеза за столиком на площади перед рестораном равносильна публичному заявлению о собственной удачливости и состоятельности.

Сидя как-то утром за одним из этих столиков, я познакомился с женщиной, которая рассказала мне о будущем городов. Со слов этой женщины я узнал, что ее отец – градостроитель, всю жизнь проживший в боливийских горах. Территория Боливии разделена на горы и равнины, и между этими регионами на протяжении тысячелетий существовала культурная пропасть, которая иногда бывала шире, иногда уже, но сохранялась всегда. Отец этой женщины был горцем, получившим образование, что открыло ему двери в большинство домов. Мало того, он был ведущим градостроителем в стране. Этот человек получил задание спроектировать новый город – город мечты. В Боливии умение фантазировать имеет долгую историю. Именно в этой стране и соседнем Перу из ничего, из грязи и нищеты, поднялась в свое время великая империя инков. Испанцы так и не сумели найти заветное Эльдорадо, но если бы они смогли пошире раскрыть глаза, то поняли бы, что золото инков – это их архитектурные шедевры и безупречно спланированные города. При наличии должного воображения империя инков может расцвести вновь.

Главной целью жизни этого градостроителя и вершиной его профессиональной карьеры должно было стать создание города, достойного потомков инков. Планируя город, он начертил линии улиц и ряды домов. Затем он добавил к плану парки, бассейны и многоквартирные дома, а потом его воображение нарисовало цветы, которые будут украшать каждый сад – у стен будут расти гортензии, а на холмах розы. Потом он добавил к плану большие площади, обрамленные административными зданиями. Он рисовал планы, рвал их в клочья и рисовал новые. Уборщики каждую неделю выносили из кабинета кипы забракованных чертежей. Город ежемесячно как будто рождался заново. Так прошло десять лет – и вот, наконец, прозвучал финальный аккорд. План совершенного, чудесного города был готов.

Создавая этот последний вариант, отец моей собеседницы живо представлял себе, как вместе с женой переезжает в новый дом. На углу улицы он спроектировал ресторан, где его дочь встретится с каким-нибудь человеком и полюбит его. Он не просто мог представлять себе какие-то вещи, он мог распоряжаться ими по своему усмотрению. Если сделать улицы слишком узкими, то велосипедисты окажутся в придорожной канаве. И градостроитель расширял улицы, спасая велосипедистов и позволяя им беспрепятственно ездить на работу. Он мог по собственному желанию перемещать парковые скамейки, на которых будут сидеть и болтать о всякой всячине старики. Расставляя по городу статуи, градостроитель создавал ориентиры и одновременно давал возможность голубям посидеть и отдохнуть на плечах монументов. Он мог явственно представить себе попугаев, мелькающих в кронах фруктовых деревьев, и фрукты, падающие с веток в подставленные руки детей. Город стал для этого человека послушным оркестром. Градостроитель хотел, чтобы все инструменты этого оркестра звучали красиво и слаженно, чтобы мелодия была не просто хорошей, но совершенной.

У градостроителя было время для того, чтобы менять и исправлять план, и поэтому город, который он в конце концов спланировал, соответствовал универсальным человеческим потребностям и предпочтениям. Привычки и культурные обычаи меняются, как меняется и мораль. Остаются страсти, общество и необходимость сосуществовать в нем. Город должен приносить людям радость, делать их счастливее и здоровее на грядущие столетия. Потребность в общении с собаками, в цветах, в местах для встреч и разговоров на много лет переживет самого градостроителя. Под верхним слоем воображаемой будущей жизни архитектор карандашом нанес линии водопроводов, мусоропроводов и других коммуникаций долговременной инфраструктуры. Есть люди, у которых хватает терпения посадить дуб и ждать, когда они смогут отдохнуть в его тени. Этот человек решил посеять семена будущего века и дождаться начала их роста.

Сидя за столиком ресторана «У Тома», я был страшно заинтригован услышанным рассказом и масштабом дерзкой мечты. Но я сразу увидел и проблему. Насколько я знал, таких городов пока не существует – ни в Боливии, ни в любой другой стране мира. Но дочь, энергично жестикулируя, рассказывала о городе своего отца так, словно он был уже построен. Она говорила так, словно и в самом деле влюбилась в кого-то в ресторане на углу, словно ее отец и в самом деле спас велосипедистов от падений в канавы, позволил голубям летать с памятника на памятник, певчим птицам – гнездиться в президентском парке, а фруктам – созревать на растущих вдоль улиц деревьях. Я спросил: «Donde esta la ciudad?», но, прежде чем мой вопрос успел прозвучать, я уже знал ответ. Этот город так и не был построен. Более того, он не будет построен никогда. Отец рассказчицы тоже прекрасно это понимал, но, несмотря на это, продолжал каждый день проектировать его в своем кабинете, зная, что город будет жить только в его воображении. В своей чистоте и величии история, рассказанная женщиной, показалась мне воплощением красоты, чем-то вроде архитектурной новеллы. Ее сюжет говорит о той мере, в какой мы обладаем способностью изменять свою судьбу, судьбу других людей и других биологических видов. Есть в этой новелле, конечно, и второй, полускрытый сюжет – даже если мы что-то планируем, мы не всегда достигаем успеха. Но мы продолжаем планировать, упрямо делая карандашами наброски смелой мечты.