Репортеры тараторили, едва успевая переводить дух и поддерживая себя лошадиными дозами кофеина. Шивон, которая провела ночь в машине, подкреплялась чашкой водянистого кофе, сидя в кафе при булочной. Других посетителей больше интересовали события, разворачивавшиеся на экране телевизора, установленного позади прилавка.

— Это в районе Баннокберна! — вскричала одна из женщин. — А это в Спринкерзе! Да они кругом!

— Занимай круговую оборону, — посоветовал ее приятель, заслужив несколько улыбок.

Протестующие вышли из лагеря «Горизонт» в два часа ночи, так что полиция проснулась, в прямом и переносном смысле, когда они проделали уже немалый путь.

— Совершенно не понимаю, как у этих чертовых политиков хватает наглости уверять, что все это на благо Шотландии, — проворчал мужчина в малярском комбинезоне, дожидавшийся, когда ему принесут рулет с беконом. — У меня сегодня работа в Данблейне и Крейфе. Одному богу известно, когда я туда доберусь…

Вернувшись в машину и включив печку, Шивон вскоре согрелась, хотя спину все еще ломило и каждый поворот головы отзывался болью в шее. Проглотив две таблетки аспирина, она двинулась к шоссе А-9. Проехав немного по участку с разделительным барьером, по тормозным огням идущей впереди машины она поняла, что движение в обоих рядах намертво заблокировано. Водители, выйдя из машин, кляли на чем свет стоит мужчин и женщин в клоунских нарядах, которые разлеглись поперек дороги. Кое-кто из ряженых привязал себя к барьеру. По полю, через которое пролегала трасса, полицейские гонялись за людьми в разноцветных балахонах. Шивон вывела машину на укрепленную обочину и пошла в голову колонны, где предъявила удостоверение старшему офицеру.

— Мне необходимо быть в Охтерардере, — сообщила она.

Короткой черной дубинкой он указал на полицейский мотоцикл:

— Если у Арчи есть запасной шлем, он в два счета вас туда доставит.

Запасной шлем у Арчи нашелся.

— Вы же окоченеете на заднем сиденье, — предупредил он.

— Постараюсь устроиться поуютнее. Как думаете, получится?

Но, когда Арчи рванул вперед, о том, чтобы «устроиться поуютнее», пришлось забыть. Шивон вцепилась в него мертвой хваткой. В шлем были вмонтированы наушники, через которые она слышала сводки новостей из штаба операции «Сорбус». Около пяти тысяч демонстрантов собрались в Охтерардере, чтобы пройти маршем мимо ворот отеля. Шивон знала, что затея бессмысленна: ворота очень далеко от главного здания, и возмущенные выкрики унесет ветер. Руководители мировых держав, находящиеся в «Глениглсе», ни о каком марше и понятия иметь не будут, так же как и о других акциях протеста.

Арчи вдруг резко затормозил, ее бросило вперед, и из-за его плеча она смогла увидеть, что происходило перед ними.

Пластмассовые щиты, кинологи с собаками, конная полиция.

Двухмоторный вертолет стрижет лопастями пропеллера воздух.

Американский флаг в языках пламени.

Рассевшись по всей ширине проезжей части, протестующие перекрыли движение. Как только полицейские начали растаскивать сидящих, Арчи рванул к образовавшейся в их цепи бреши и проскочил мимо. Если бы пальцы Шивон не одеревенели от холода, она бы уж как-нибудь ухитрилась их на секунду разжать и в знак своего восхищения похлопать парня по спине. В наушниках прозвучало сообщение, что железнодорожный вокзал в Стерлинге скоро можно было бы снова открыть, если бы не опасения, что анархисты воспользуются железной дорогой как кратчайшим путем до «Глениглса». Она вспомнила рекламки, не без гордости сообщавшие, что в комплекс отеля входит собственная железнодорожная станция. Сомнительно, чтобы кто-нибудь из нынешних постояльцев воспользовался ею сегодня. Более радостные новости пришли из Эдинбурга, где проливной дождь охладил пыл демонстрантов.

Арчи обернулся к Шивон.

— Шотландская погода! — прокричал он. — Что бы мы без нее делали?

Мост Форт-Роуд работал в режиме, «близком к нормальному», поскольку движение на Кволити-стрит и Корсторфайн-роуд было восстановлено. Арчи сбросил скорость, лавируя в очередном заторе, а Шивон воспользовалась этим для того, чтобы рукавом куртки протереть запотевшее забрало шлема. Но стоило им только свернуть с шоссе, как вслед за ними сразу же устремился небольшой вертолет. Арчи остановил мотоцикл.

— Все, приехали, — сказал он.

Они еще не добрались до города, но Шивон поняла, что он прав. Перед ними за полицейским кордоном колыхалось море флагов и транспарантов. Слышались песни, свист, выкрики.

«Буш, Блэр, ЦРУ, сколько детей сегодня умрут?»

Эту речёвку она уже слышала на перекличке мертвых.

«Старший Буш, младший Буш погубили много Душ!»

А это уже что-то новенькое…

Шивон слезла с мотоцикла, сняла шлем и поблагодарила Арчи. В ответ он широко улыбнулся.

— Такой денек будешь всю жизнь вспоминать, — бросил он, разворачивая мотоцикл.

На прощанье он помахал ей рукой. Шивон помахала ему в ответ, чувствуя, как пальцы понемногу обретают чувствительность. К ней спешил какой-то краснолицый полисмен. Она достала и раскрыла свое удостоверение.

— Ну, вы совсем очумели, — гаркнул он. — Вырядились, как эти идиоты. — Он ткнул пальцем в сторону остановленных полицией демонстрантов. — Если они заметят вас за линией оцепления, решат, что и им надо сюда прорваться. Так что или проваливайте отсюда, или переодевайтесь.

— Вы забываете, — поправила она его, — что есть еще и третий путь.

Улыбаясь, она подошла к шеренге полицейских, протиснулась между двумя одетыми в черное фигурами, поднырнула под их щиты. И оказалась в авангарде колонны. Краснолицый полисмен прямо-таки обалдел.

— Где ваши знаки различия? — заорал кто-то из демонстрантов.

Шивон всмотрелась в стоявшего перед ней копа. Он был одет во что-то здорово смахивающее на рабочий комбинезон. На шлеме поверх забрала белой краской были выведены две буквы — «ЗХ». Глядя на него, она мучительно пыталась вспомнить, имело ли такую опознавательную символику какое-либо подразделение из задействованных на Принсез-стрит. Но припомнила только буквы «ЭС».

Эксцесс.

По лицу копа ручьями струился пот, но выглядел он спокойным. Вдоль полицейского строя неслись команды и подбадривающие возгласы:

— Сомкнуть строй!

— Полегче, парни.

— Отступить!

В колыхании противостоящих друг другу сторон был некий элемент слаженности. Один из демонстрантов с мобильным телефоном у уха, казалось, руководил своими: он кричал, что марш был официально разрешен и полиция нарушает все соглашения. Он грозил, что снимает с себя всякую ответственность за последствия, в то время как фотографы, встав на цыпочки и подняв на вытянутых вверх руках камеры, старались не упустить ни одного мгновения разворачивающейся драмы.