– Вот как! А вы – тоже военный и были там? – догадался митрополит.

– Да, я подполковник в отставке, Дорошин, живу в Москве. А сюда приехал потому, что обещал дочке товарища, той самой девушке, Марине. Хочу рассказать ей об отце, который не подозревал, что у него где-то есть дочь.

– Ну и как там, в Ливии?

– Плохо. Прикрываясь благими намерениями, убивают ни в чём не повинных людей, стараясь захватить нефтяные богатства страны.

– Понятно… Ваш друг крещёный?

– Да, крещённый в православие и бывший киевлянин. Был майором Советской армии…

– Я тоже в начале восьмидесятых служил срочную службу, – признался митрополит, задумавшись на мгновение. – Отец Серафим, – обратился он к одному из сопровождавших его священников, – возьми деньги и передай казначею. И занести имя раба Божьего… – митрополит вопросительно поглядел на Дорошина.

– Павла! – подсказал подполковник.

– …Павла, в список на неусыпаемую псалтырь! Я надеюсь, вы тоже – крещёный?

– Да, ваше высокопреосвященство, только с коммунистическим прошлым!

– Ну, в СССР многие были членами партии. А вы – офицер, просто не смогли бы служить иначе, ведь так? Ну что же, помогай вам, Господь! – осенил Дорошина крестным знамением архипастырь. – Кстати, с дочкой вашего друга мы так договорились: когда она обналичит свои капиталы, то принесёт нам десятую часть, как это заведено в православии. Молодой девушке и самой деньги не помешают. В них забота о ней ушедшего из земной жизни отца. Прощай, брат!

– Простите, владыка, – остановил собравшегося уйти митрополита Павел.

– Слушаю…

– Вот, это письмо моего погибшего друга к жене. Оно всё в крови… его крови.

– Отдайте его отцу Серафиму, мы сожжём его. Но знайте, что когда-нибудь с содержанием этого письма непременно ознакомится его бывшая жена, – пророчески пообещал митрополит.

Проследовав немного вперёд, он внезапно остановился и повернул голову назад, пристально глядя вслед удалявшемуся мужчине. Затем, обращаясь к отцу Серафиму, уточнил прежнее своё распоряжение:

– И читать неусыпаемую псалтырь за раба Божьего Павла три года подряд!..

* * *

Наступали тихие, по-летнему тёплые сумерки. Дорошин сидел в песочнице во дворе двадцатого дома и ждал Марину. Он глядел на песок и думал о том, что он совсем не похож на ливийский. Его мысли были далеко от Киева, на другом конце Средиземного моря. Картины пережитого медленно проходили одна за другой, как в немом кино, в его ещё воспалённом сознании.

«Неужели Борислав погиб, и нам больше уже не увидеться и вместе не выпить чаю? А девчонки, а Мазен?… Неужели погибли все?… Нет, этого не может быть! Я этого не хочу!»

– Павел Борисович, это вы?! – вывел его из глубокой задумчивости знакомый девичий голос.

Дорошин поднял голову. Перед ним в летнем платье стояла юная красавица – Марина. От неожиданности он снова вздрогнул – так похожа была девушка на свою мать!

– Ну вот, я и приехал, как обещал, – устало улыбнулся Павел.

А в следующий момент он уже крепко обнимал рыдающую у него на груди дочку друга, которую подполковник давно считал своим собственным, обретённым и таким дорогим ребёнком!

* * *

– Скажи, тебе понравилась Таня? – спросила мужа Светлана Леонидовна. Супруги лежали в кровати, обнявшись, в квартире родителей подполковника на Таганке.

– Она такая же красавица, как ты в молодости!

– Я в молодости?! Да я задушу тебя, Дорошин! – делано оскорбившись, пообещала Светлана.

– Ладно, ладно, шучу! – засмеялся Павел, защищаясь от жениных рук.

– А что мы им подарим на свадьбу?

– Вот эту двухкомнатную квартиру. Пусть любят друг друга и рожают нам внуков!

– Правильно. А мы можем у мамы пожить…

– Ну нет, моя дорогая. У меня есть другая задумка по этому поводу!

– Какая же? – Светлана удивлённо взглянула на мужа.

– А давай и мы себе квартиру купим? Мы ведь всю жизнь хотели этого.

– Ты смеёшься, Павлуша. Разве ты не знаешь, какие теперь цены на недвижимость.

– Какие? – заупрямился Дорошин.

– Ну, не менее ста – ста пятидесяти тысяч долларов.

– Скажи, а ты ничего не будешь иметь против покупки дома, где-нибудь в живописном, тихом и спокойном месте? Например, в Беларуси?…

– Там, конечно, цены на порядок ниже, чем здесь, в Москве, но всё равно ведь и для дома в Беларуси нужно иметь немалые деньги… И вообще что мы там будем делать?

– Жить!

Дорошин поднялся и подошёл к письменному столу.

– Паш, ты куда? – забеспокоилась Светлана.

– Хочу показать тебе кое-что, – заинтриговал жену Павел.

Через минуту он снова вернулся к постели, держа обе руки за спиной.

– Выбирай, в какой руке? – улыбнулся он.

– В левой!..

Павел стал на колено и разжал ладонь. В его руке благородным огнём сверкнул изумруд.

– Дорогая, я прошу твоей руки и сердца! А это вместо кольца, которое мы непременно закажем.

Светлана осторожно взяла камень.

– Какая прелесть!.. Откуда он у тебя?

– Подарок президента ЮАР на память и удачу в жизни… Так я не понял, как с моим предложением? – смешливо возмутился Дорошин.

– Ты разве не знаешь, что всё, что ты просишь, уже давно принадлежит только тебе?

– Ну, тогда на, смотри! – достал вторую руку из-за спины Павел, протягивая ей конверт, откуда достал узкий листок бумаги с печатным оттиском.

Это был банковский чек на сумму в 250 тысяч долларов США. Светлана никогда не видела таких документов, а главное, при чём здесь они с мужем и такие деньги?…

– Что это?! – изумлённо спросила она.

– Наш дом в Беларуси и ещё много чего другого! – последовал твёрдый ответ. – В любой момент мы можем обналичить любую сумму с этого счёта в Белорусском центральном банке.

Из глаз Светланы вдруг полились жгучие слёзы, и она порывисто обняла мужа за шею, продолжая рыдать.

– Ну что ты, что ты!.. Я думал, ты обрадуешься… – расстроился Павел.

– Бедный ты мой, Господи! – прошептала чуть слышно Светлана. – Представляю, что тебе пришлось пережить из-за этих проклятых денег!

Она ласково гладила заживший рубец на правой руке своего любимого, и слёзы продолжали катиться по её щекам…

* * *

На кухне Светлана гремела посудой после ужина, а застывший у телевизора Дорошин с ужасом наблюдал, как на глазах у многомиллионной аудитории телезрителей озверевшая толпа терзает истекающего кровью, но ещё живого ливийского лидера.