Анжуйцы, конечно, не оставляли надежды отвоевать Сицилию. В 1314 г. Роберт, который к тому времени сменил отца в Неаполе, попытался вторгнуться на остров, чтобы наказать короля Федерико за то, что тот предложил помощь его врагу, императору Генриху VII. Вторжение закончилось полным провалом. Главным его итогом стал отказ Федерико от пункта Кальтабеллоттского мира, ограничивающего срок правления его династии на Сицилии сроком его жизни. Сицилийский парламент признал сына Федерико, Педро, его наследником. В 1328 г., чтобы развеять все возможные сомнения, Федерико сделал Педро своим соправителем. В конце своего правления король Роберт предпринял несколько попыток вернуть себе Сицилию. Он снарядил в общей сложности шесть походов на остров, но добивался лишь временных успехов. Был совершен ряд атак во время правления внучки и наследницы Роберта, Джованны, пока наконец в 1372 г. в Аверсе при поддержке Папы не был подписан долгосрочный мирный договор. Этот договор безоговорочно оставлял Сицилию за потомками Федерико Арагонского. Но король Тринакрии должен был признать не только папство, но и правителя «Сицилийского королевства» в Неаполе, своими сюзеренами. Этот сюзеренитет был не слишком тяжел для острова и означал, что нападениям и угрозам со стороны материка пришел конец. Вскоре упадок королевства Анжуйской династии при ветреной и неумелой королеве Джованне и последовавшие за ее убийством беспорядки свели сюзеренитет к пустой формальности.415 В начале XV в. Сицилия перешла по наследству королям Арагонским, и вассальная зависимость вскоре была забыта.416

В 1435 г. Альфонс III, король Арагонский и Сицилийский, отнял королевство на материке у косвенной наследницы последнего правителя династии Карла I, королевы Джованны П. Так Арагон в конечном счете победил. Но прошлое странным образом вернулось, и остров Сицилия остался присоединенным к арагонской короне, а Неаполь на протяжении полувека наслаждался независимостью под управлением побочной династии.417

Сицилия уже никогда не была независимой после 1409г. От королей Арагонских она перешла к их наследникам, королям объединенной Испании. В XVIII в. после кратких перерывов Австрийского и Пьемонтского правления она была передана вместе с Неаполем одной из ветвей французской династии Бурбонов, которая правила Испанией. Их королевство было названо королевством Обеих Сицилии, но из этих двух Сицилии остров был младшим компаньоном, если не считать тех нескольких лет, когда войска Наполеона вынудили королевскую династию искать убежище в Палермо. От Бурбонов Сицилия была освобождена Гарибальди, чтобы стать частью объединенной Италии, но частью, которой долго пренебрегали и обделяли. Теперь, наконец, у Сицилии снова есть свой парламент, и ее друзья могут надеяться, что свирепое мужество, проявленное народом Сицилии на протяжении всей ее истории, будет вознаграждено.

Эту тему следует рассматривать с двух сторон. События Вечерни в Палермо отметили жестокую и важную поворотную точку в истории Сицилии. Они также преподали урок всей Европе.

Со смертью императора Фридриха II и упадком империи Гогенштауфенов папство, казалось, восторжествовало над своим главным соперником в борьбе за всеевропейское господство. Для сохранения победы политика папства заключалась в предотвращении сосредоточения слишком большой власти в руках одного монарха. Со времени смерти Фридриха в 1250 г. и вплоть до коронации Генриха VII в 1311 г. на Западе не было ни одного коронованного императора. Отчасти случайно, но в большей степени из-за политики папства, Римский король, избранный император, был не более чем просто король Германии; и расширению его власти на Италию, по возможности, препятствовали обдуманные действия Папы. Но папство на самом деле не могло повелевать христианским миром без помощи светской власти. Сколь много верующих ни соглашались бы с его завышенными требованиями, ему все равно была необходима материальная поддержка. Как бы хорошо ни был организован папский двор в качестве правового и финансового центра, он нуждался в физической поддержке для обеспечения выполнения указов и сбора назначенных им налогов и десятин. Идеальным решением был бы зависимый император, чьи войска были бы в распоряжении Папы. Иннокентий III на это и рассчитывал, когда позволил своему подопечному, Фридриху II, стать императором. Но Иннокентий и его преемники не смогли понять, что от гордого и честолюбивого императора нельзя ожидать, что он будет строить свою политику таким образом, чтобы угодить иерарху, чьи интересы не всегда совпадали с интересами императора и его подданных. Сталкиваясь с императором, Папа препятствовал единственной центростремительной силе того времени. И наоборот — поддерживал главную центробежную силу, зарождающийся дух национализма, который станет значительно большей угрозой для идеи вселенского папства. Папа поощрял рост обособленных светских государств, не понимая, что сила этих государств держится на их национализме. Никогда не было более преданного и честного сына Церкви, чем король Людовик IX Французский. Но Людовик Святой верил, что его главное служение, после служения Богу, разумеется, — это служение людям, которыми Бог призвал его править. Людовик не пожертвовал бы интересами французов в угоду имперскому строительству папства. Если бы все монархи того времени обладали такими же достоинствами, правление в Европе было бы спокойным и у папства было бы время осознать границы своей власти. Но Людовик был исключением. В суматохе времен Папы никогда не останавливались, чтобы подумать.

Когда Фридрих умер, основной целью Пап стало предотвращение возрождения власти Гогенштауфенов. Это было непросто. Еще оставались талантливые и блистательные члены этой семьи, чьи подданные хранили им верность, в то время как итальянцы, с их страстью к партийной политике, делились на две враждующие партии — гвельфов и гибеллинов — и использовали все средства для достижения своих целей. Чтобы установить в Италии мир, была необходима направляющая сила. Папа же не мог чувствовать себя в безопасности на своем престоле в Риме. Когда Манфред получил наследство Гогенштауфенов в Италии, его итальянская политика приняла столь же угрожающий папству курс, как и у его отца; но в отличие от Фридриха II, Манфреда не отвлекали беспорядки в Германии. Чтобы сокрушить Манфреда и создать в Италии послушное правительство, Папа решил пригласить принца из-за границы, располагающего достаточными денежными средствами для организации военной кампании. Английский принц подошел бы, если бы в Англии нашлась подходящая кандидатура и если бы на английском троне сидел более рассудительный король. Но юность принца Эдмунда и бездарность короля Генриха III в сочетании с финансовыми требованиями папства делали английскую кандидатуру неприемлемой. Тогда спасителя стали искать во Франции.

К сожалению, именно в тот момент понтификом выбрали француза. В условиях, когда итальянские кардиналы ссорились между собой, выбор Папы Урбана IV, который был патриархом Иерусалима и обладал большим международным опытом, казался наилучшим выходом из сложившейся ситуации. За полтора века до того Папа Урбан II — тоже француз — проявил себя как самый дальновидный и широко мыслящий из всех средневековых Пап. Но за эти полтора столетия во Франции зародилась нация и ее сыновья стали истинными французами. Для Урбана IV было вполне естественным пригласить французского принца для спасения Церкви от германо-итальянской династии, тем более что на примете был французский принц, обладавший выдающимися способностями.