Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня случается истерика.
Да, оказывается, так иногда бывает. Ты долго чего-то ждёшь. В предвкушении боишься, а когда оно происходит, то платину прорывает. Эмоции накрывают с головой, и ты становишься неуправляемым, чокнутым, психопатом.
– Динка, – он смиренно терпит череду ударов, а затем, когда я выбиваюсь из сил, перехватывает мои руки. Крепко сжимает и сгребает в охапку дрожащее тело. – Всё хорошо. Всё пройдёт. Ты услышала меня – это самое главное.
Я скулю, как раненая собака. Зарываюсь лицом в вороте мужской рубашки и просто вою, кусая губы до крови.
Внутри слишком много боли. Она съедает всю меня.
Теряю грань реальности. Прошлое. Настоящее. Ничего нет. Сейчас есть только я и он – мужчина, который дал жизнь нашему сыну, но отобрал мою!
Время против нас. Не изменить. Не исправить. Не повторить и не скрыть...
Обнимает. Сжимает крепко-крепко. Не отпускает, а я не вырываюсь. Это выше меня. Выше моих сил, человеческих возможностей.
Дина сломалась. Механизм испорчен. Болтики, винтики – разлетелось всё. Как теперь починить? Как собрать себя по крупицам?
В его объятиях я трепещу будто маленькая птичка, угодившая в клетку. Сердце колотится быстро-быстро. Меня несёт в прошлое. Скорость слишком высокая.
Как не разбиться?
– Я ненавижу тебя, – срывается с моих губ.
– Знаю.
– Пожалуйста, не ломай мне жизнь. Опять.
– Не буду, – соглашается. Запускает ладонь в мои волосы на затылке и пропускает между пальцев длинные локоны. – Динка, мне тоже очень хуёво. Правда.
Продолжаю глотать слёзы, понимая, что после такого плача распухнет нос, лицо покроется красными пятнами, макияж испортится и я перестану быть прежней Диной.
– Как ты живёшь? Как Санька? – на имени сына у него дрожит голос. – Вы счастливы, а? Никто не обижает?
– Нет, – качаю головой.
– Я не хотел, чтобы всё закончилось вот так...
– Не надо. Не вспоминай.
Я отстраняюсь. Дамир ослабляет тиски пальцев, но разжимать кольцо рук не спешит. Так и стоим, замерев в дурацкой позе. Смотрим друг на друга. Молчим.
«Я люблю тебя», – говорит его взгляд.
«Забудь», – отвечаю без слов.
«Не получится», – ухмыляется.
«Дурак», – вымученно улыбаюсь.
В сумке звонит телефон. Я даже не сразу соображаю, что звонит он настойчиво и не один раз.
– Отвечай, – Дамир кивает на телефон, а я смотрю на экран и понимаю, что сейчас не в состоянии говорить с мужем.
Я приказываю себе не творить глупостей. Заставляю саму себя взять в руки, сделать глубокий вдох и успокоиться.
Это всего лишь нервы. Чертовые заскоки в моей психики.
Я же не такая. Не дура. Не истеричка. А перед ним разрыдалась, набросилась с кулаками. Слетела с катушек.
– Я пойду, – отстраняюсь от Дамира. Поворачиваюсь к нему спиной, тянусь к дверной ручке. Оборачиваюсь, – нам лучше держаться друг от друга подальше.
Он качает головой.
Не согласен?
Да и пофиг! Если думает, что каждый раз сможет выводить меня на подобные эмоции, то глубоко заблуждается. Просто я давно не плакала, давно не видела его...
Я ухожу, оставив Дамира на балконе одного.
Ноги ватные, сердце бешеное, душа разбитая. Уже не плачу, но в груди по-прежнему болит. На балконе было достаточно темно. Шагаева я толком не видела. Так... силуэт, ухмылку, знакомый профиль. Но я чувствовала, слышала голос и дышала его запахом.
Чтоб он всё провалилось!
Не хочу этих мурашек, дрожащих рук и подгибающихся коленей.
Я бреду по коридору и мысленно молюсь богу, чтобы сейчас мне никто не встретился, особенно – Давид. Если он увидит меня в подобном состоянии, то сразу всё поймёт. А что последует потом – даже не хочу представлять.
Нет. Не увидит.
Захожу в уборную и захлопываю за собой дверь за замок. Подхожу к раковине. Открываю кран и умываюсь холодной водой. Поднимаю голову вверх, всматриваясь в своё зеркальное отражение. Вокруг глаз черные следы от туши, нос распух, лицо покрылось красными пятнами.
Сглатываю противный ком, вздыхаю.
Ну вот и всё...
Моей спокойной и привычной жизни пришёл конец.
Думала ли я, что когда-нибудь мы снова встретимся?
Конечно! Каждый день представляла, как при неожиданной встрече покажу своё равнодушие, а потом широко улыбнусь и скажу: «Простите, а мы знакомы?». Но не смогла. Меня порвало на лоскутки, вывело из равновесия его присутствие, а когда он до меня дотронулся – свихнулась окончательно.
Я провожу в уборной не меньше десяти минут прежде, чем решаюсь покинуть своё временное убежище.
На лице ни грамма косметики, зато исчезли красные пятна, а нос стал привычной формы.
Заметит ли муж, что со мной что-то не так? Не знаю, но очень хочется верить, что нет. В конце концов мне могло стать плохо – съела не то, выпила лишнее. Обойдется, наверное.
Я выхожу из уборной и утыкаюсь в мужскую грудь. Возможно, в сию секунду я растеклась бы лужицей у этой пары шикарных туфель из черной кожи, но заботливые руки мужа вовремя обнимают за талию.
Давид немного отстраняется. Отводит в сторону волосы, пристально смотрит. Я не могу спокойно дышать, не могу поднять лицо вверх и сделать вид, что всё хорошо.
– Что случилось, ангелочек? – его голос тревожный, а дыхание громкое. – Тебе плохо?
Пожимаю плечами. Закусываю губу и, шмыгнув носом, льну к широкой груди. Зарываюсь лицом в его офигенно пахнущую рубашку и приказываю себе стереть из памяти запах другого мужика – чужого мужа, не моего!
– Поехали домой, – произношу уставшим голосом.
– Хорошо. Только попрощаемся с моим отцом и сестрой, ладно?
Киваю головой, будто он может видеть. Не важно. Сейчас я – не я. Мне нужно немного времени, чтобы успокоиться и заштопать в сердце старые раны, которые неожиданно «закровоточили» этим вечером.
– Дин, ты плачешь?
– Нет. Просто в глаза попало мыло, когда умывалась. Щиплет.
– Что? Умывалась?
– Съела что-то не то и меня вырвало.
Давид отстраняется. Обхватывает моё лицо ладонями, гладит пальцами впадинки на щеках, улыбается.
– Проблема только в этом? – тон игривый, вопрос неоднозначный.
– Только. Я не беременная, – сразу заявляю, чтобы муж не рисовал себе каких-либо мультиков.
Он вздыхает. Становится грустным, будто секунду назад ему сообщили вселенскую трагедию.