Бывший частный предприниматель Ральф Бёрье Перссон, основатель торгового предприятия «Строительная компания Перссона», стал бездомным четыре года назад. Его судьба немногим отличалась от судьбы других таких же. Все начиналось хорошо – перспективная фирма, множество удачных контрактов, новый дом, новая машина, еще больше работы. У Ральфа были красавица жена и дочь, которой он невероятно гордился. Жизнь била ключом. Но конкуренция усилилась, на горизонте появились криминальные банды с предложением дешевой нелегальной рабочей силы из Польши и Прибалтики, и все покатилось по наклонной плоскости. Деньги перестали притекать с прежней скоростью, стопка неоплаченных счетов росла, и Ральфу стало не по силам содержать машину и дом.

В конце концов жена забрала дочь и ушла от Бёрье, и он остался в тесной однушке в Хагсетре.

Телефон, который раньше раскалялся, теперь молчал, а те, кого Бёрье прежде называл друзьями, или пропали, или просто не хотели иметь с ним дело.

Однажды вечером Бёрье вышел за покупками и не вернулся домой. То, что поначалу задумывалось как прогулка вокруг площади в Хагсетре, все еще продолжалось.

Сейчас он стоял перед винным магазином на Фолькунгагатан. Было начало одиннадцатого. В руке Бёрье держал темный целлофановый пакет с шестью банками крепкого пива. «Норрландс Гюльд», содержание алкоголя – семь процентов. Бёрье открыл первую банку, поклялся себе, что в последний раз пьет на завтрак, что он наведет порядок в своей жизни, вот только уймет дрожь в руках. Ему нужно лишь немного пива, чтобы прийти в себя. Имея потребность в авансе – потребность человека, привыкшего к самообману, – он решил вознаградить себя пивом. Теперь-то он начнет все сначала.

Обещание было дано и в ту же секунду сдержано.

Когда он допьет пиво и жить станет немного проще, он первым делом сядет в метро, поедет в полицейский участок на Бергсгатан и расскажет о том, что произошло в пещере под церковью Святого Юханнеса.

Разумеется, он читал в газетах об убийстве Графини и сознавал, что это он показал убийце дорогу. Но действительно ли та блондинка, немногим старше его собственной дочери, могла учинить зверскую расправу над его сестрой по несчастью? Час от часу не легче. Такая молодая – и уже так исполнена ненависти.

Пиво было тепловатым, но дело свое сделало. Бёрье опустошил банку одним долгим глотком.

Он медленно двинулся на восток, возле «Брёдерна Ульссонс» свернул направо, на Сёдермальмсгатан, и дальше, к площади Греты Гарбо, неподалеку от той самой школы, куда ходила в детстве эта актриса-затворница.

Круглая площадь выложена булыжником и обсажена грабом и конским каштаном.

Ральф Бёрье Перссон отыскал скамейку в тени, сел и задумался, что же он скажет в полиции.

Он вертел эту мысль так и сяк и наконец понял: он – единственный, кто видел убийцу Фредрики Грюневальд.

Он может описать плащ, в котором была эта женщина.

Рассказать о ее низком голосе. О нездешнем акценте.

О ее синих глазах – глазах немолодой женщины.

Бёрье читал все газеты, писавшие об убийстве, и знал, что расследование ведет Жанетт Чильберг. Ее-то он и спросит у дежурного в полицейском участке. Но ему было страшно. После многих месяцев, проведенных на улице, он панически боялся полицейских.

Может, лучше написать письмо в полицию?

Бёрье вынул из внутреннего кармана ежедневник, вырвал чистый лист и положил его на кожаную обложку. Достал из кармана пальто ручку и задумался: что писать? Как составить фразу? Что может оказаться важным?

Женщина предложила ему деньги в благодарность за то, что он проводит ее к пещере. Когда она вынула кошелек, он заметил кое-что интересное. Если бы он сам был полицейским и расследовал убийство, именно эта замеченная деталь имела бы наибольшую важность, поскольку сильно сократила бы круг подозреваемых.

Он стал писать и написал достаточно, чтобы никто не истолковал превратно то, что он имел в виду.

Ральф Бёрье Перссон нагнулся, чтобы достать еще пива. Почувствовав, как ремень врезался в живот, он потянулся, ухватил угол пакета – и тут что-то ударило его в грудь.

Яркая вспышка перед глазами. Бёрье завалился на бок, сполз со скамейки и остался лежать на спине, все еще сжимая в руке бумажку.

Идущий от земли холод проник в голову и встретился с теплотой опьянения. Бёрье вздрогнул, а потом мир взорвался.

Как будто его голова угодила прямо под колеса поезда.

Аннет Лундстрём не раскусила лжи и приехала на следующий же день.

Когда Жанетт позвонила ей и спросила, не сможет ли она прийти для дополнительной беседы, касающейся отношения Карла с их дочерью Линнеей, голос Аннет звучал удивленно – женщина как будто чего-то ждала.

Жанетт поздоровалась и подвинула ей стул:

– Кофе?

Аннет покачала головой и села.

Жанетт заметила, что вид у нее нервный, подавленный.

– Разве расследование после смерти Карла не закрыли? И почему не Миккельсен…

– Сейчас объясню, – перебила Жанетт. – Я связывалась с Софией Цеттерлунд. Ну, вы знаете – она лечит Линнею.

– Разумеется. Линнея была у нее всего пару дней назад, а потом она приходила к нам домой.

– София была у вас дома?

– Да. Мы немного поговорили, посмотрели рисунки Линнеи.

– Да-да, разумеется… Полагаю, как часть терапии. – Жанетт поразмыслила. Сначала она решила повременить с вопросами, касающимися Фредрики Грюневальд и отношения к ней Аннет, но случай вдруг показался Жанетт подходящим. – Но есть еще кое-что, о чем я хотела бы поговорить с вами. Что вы думаете о Фредрике Грюневальд? – Жанетт внимательно следила за реакцией Аннет.

Аннет Лундстрём наморщила лоб и покачала головой.

– О Фредрике? – спросила она, и Жанетт решила, что она удивилась по-настоящему.

– Да, именно. О вашей бывшей однокласснице из Сигтуны, – уточнила Жанетт.

– А что с ней? Какое отношение она имеет к Карлу и Линнее? – Аннет Лундстрём откинулась на спинку стула и упрямо скрестила руки на груди.

Жанетт кивнула и стала ждать, чтобы гостья продолжила сама.

– Что мне сказать? Мы ходили в один класс три года, а потом не виделись.

– Никогда?

– Насколько я помню, да. В прошлом году у нас была встреча одноклассников, но Фредрика не пришла, и я понятия не имею… – Аннет замолчала.

– Если я правильно поняла, вы также не знаете, где она сейчас?

– Нет, не знаю. А должна?

– Это зависит от того, читаете ли вы газеты. Что вы можете рассказать о ней?