Шерри не стал напоминать о том, что проливать слезы это семейная привычка, и сказал лишь, что принцессу следует научить, как нужно себя вести в ее положении.

— Научить... вы правы... и я научу ее! Но вот беда... стоило ей разрыдаться, как этот Байрон уже описал это в стихах и вывел ее в качестве героини, а меня — в качестве негодяя... И теперь вся страна читает эти стихи, можно не сомневаться.

Шеридану оставалось только признать, что творчество Байрона весьма популярно.

— А ведь я когда-то советовал всем читать его стихи. Мне он нравился. Ну почему он так... так настроен против меня?

Шеридан пожал плечами.

— Она юная девушка, сэр, и не лишена обаяния. Люди любят принимать чью-нибудь сторону, и кто-то готов встать на ее защиту.

— Но почему им обязательно нужно быть на чьей-то стороне?

Напрашивался ответ: «Потому что дом Ганноверов вселяет в нас опасения: в этом семействе родители имеют привычку враждовать с детьми. Разве сам регент не подал пример своей дочери?»

— Они всегда принимают чью-либо сторону, — ответил Шеридан. — Люди любят ссоры, и если все тихо, они пытаются спровоцировать драку.

— Шарлотте следовало бы вести себя более пристойно. Но разве она когда-нибудь старалась сделать над собой усилие? Она стала ярой приверженцем вигов. Так что вскоре моя дочь начнет вмешиваться в политику.

А ведь именно отец сначала хотел, чтобы Шарлотта безоговорочно поддерживала вигов! И если теперь, став регентом, он старался найти компромисс между вигами и тори и, более того, явно склонялся на сторону последних, как могла Шарлотта не воспротивиться? Леди Хертфорд решила сделать принца сторонником тори, а ему хотелось любыми способами ее умилостивить. Но наивно ожидать, что Шарлотта будет разделять взгляды леди Хертфорд.

— Будь я проклят, — воскликнул принц, — я слишком снисходительно относился к сей юной особе! Я должен показать ей, кто здесь господин.

— Я полагаю, она уже это знает, сир.

— Следовательно, за этим таится еще что-то. Я хочу понять, кто влияет на ее политические взгляды. Гувернантка производит на меня впечатление круглой дуры.

— Леди Клиффорд, пожалуй, действительно не способна контролировать принцессу с таким характером.

— Кроме того, Шарлотта слишком часто видится с матерью.

— Раз в неделю, сир.

— Это слишком часто, — сказал, нахмурившись, принц. — Готов побиться об заклад, там ее учат, как досаждать мне. Но вот что я вам скажу, Шерри: так больше продолжаться не может! О нет, не может! Будьте настороже и попытайтесь выведать, кто побуждает Шарлотту к подобным поступкам. Едва я это узнаю, я упеку наглеца — неважно, он это или она — туда, где он не сможет оказывать влияние на принцессу и портить мне жизнь.

Шеридан заверил, что будет всемерно помогать Его Высочеству принцу.

— А я позабочусь о том, чтобы и в окружении Шарлотты кто-нибудь держал ухо востро, — пробормотал принц.

* * *

Графиня Йоркская заехала в Ворвик-хаус за Шарлоттой: им предстояло отправиться в оперу. Принцесса была очень воодушевлена.

— Если все так пойдет, — сказала она Луизе, — то мне скоро разрешат надеть перья.

— Да, давно пора, — успокоительно произнесла Луиза, чем очень насмешила принцессу.

— Надеюсь, люди будут меня приветствовать, когда я зайду в ложу. А я покажу им, как я довольна, что они меня любят. По-моему, одна из ошибок папы состоит в том, что он так высокомерно держится на людях. Все же и так считают его принцем-регентом, зачем лишний раз об этом напоминать? Я думаю, ему будет неприятно, если он увидит, что меня приветствуют более бурно, чем его, но папа в оперу не приедет. А жаль... Видите ли, Луиза, — печально добавила девушка, — без него любой праздник не праздник.

Как было бы чудесно, если б они все сидели в этой ложе: он, такой великолепный в своей яркой военной форме, мама, элегантная, как, скажем... леди Хертфорд или Мария Фитцгерберт... а она сидела бы между ними — их любимая дочь. То была давняя мечта Шарлотты... давняя и глупая, потому что все мечты глупые, если нет надежды на их исполнение.

Герцогиня была не очень-то элегантной. Ей гораздо более нравилось возиться в Отлендсе со своими зверюшками, нежели сопровождать племянницу в оперу.

— Милая тетушка! А как же ваши собачки? Разве они не будут по вам скучать? — воскликнула Шарлотта.

Герцогиня была счастлива, что можно дать отчет о недомоганиях и проделках любимых зверюшек. Шарлотта слушала ее с интересом, поэтому довольная герцогиня пригласила ее как можно скорее приехать в Отлендс на отдых. Шарлотту это предложение вполне устраивало: все лучше, чем скучать в Виндзоре или вести монотонную жизнь в Ворвик-хаусе.

Леди Клиффорд, как всегда, суетилась и нервничала. Она глупела прямо на глазах... Леди Клиффорд выразила готовность тоже сопровождать их в оперу, прихватив с собой полковника Блумфилда, который прекрасно играл на виолончели и, разумеется, обожал музыку.

Возбужденная своим выходом в свет, Шарлотта беспечно болтала с герцогиней, пока они ехали по улицам. И была в восторге от того, что ее узнают.

— Это Шарлотта! — кричали люди.

После стихотворения лорда Байрона ее приветствовали особенно горячо. Она была хорошей, ее противопоставляли злому регенту. Иногда Шарлотте было это приятно, иногда она сожалела. Причиной такого двойственного отношения была двойственность ее отношения к отцу. Она не могла решить, как же она все-таки к нему относится: порой его непопулярность огорчала Шарлотту, а порой радовала.

В опере ее встретили с большими почестями и проводили до ложи.

Как люди кричали, когда она вошла в ложу! Шарлотта вышла вперед, поклонилась, улыбнулась и помахала рукой... радостно, но, наверное, не очень величественно. Однако люди не обратили на это внимания. От нее веяло свежестью молодости, и она была так рада находиться среди них!

— Да благословит Бог принцессу Шарлотту! — кричала публика.

И в эти криках слышалось: «Долой принца-регента!»

Леди Клиффорд места себе не находила от беспокойства, а вот герцогиня и бровью не вела. Полковник же Блумфилд счел своим долгом донести регенту, какую овацию устроили в честь Шарлотты: он боялся, что иначе принц узнает это от кого-нибудь другого.

В антрактах люди задирали головы и смотрели на ее ложу. Принцесса не могла удержаться от искушения и тоже махала им. В опере царило возбуждение. Было ясно, что публика рада видеть принцессу, причем видеть в новом свете — не как маленькую девочку, а как юную женщину, которой суждено стать их королевой.

Когда Шарлотта покидала оперу, люди столпились вокруг кареты и опять восславляли ее. Она махала им рукой, улыбалась и даже посылала воздушные поцелуи.

— Принцесса Шарлотта! — в смятении бормотала леди Клиффорд, не сомневаясь, что полковник Блумфилд донесет принцу, что Шарлотта не смогла держать себя в узде.