— Может, ты пошел в Китайский квартал увидеться с этой женщиной. Ведь не в первый раз. Мы оба знаем.

Дэвид снял очки для чтения, сидевшие на переносице, и положил на кровать.

— Нам обязательно сейчас это обсуждать?

— Пейдж знает, что у тебя есть внебрачная дочь. Этот чертов эксперт по безопасности, с которым она подружилась, перетряхнул всю нашу личную жизнь.

— Но ты же давно знала об Алисе, не так ли? — спросил он, устремив на жену усталые проницательные глаза.

— Я знаю все, Дэвид. — Она могла бы сесть в кресло рядом с кроватью. Но предпочитала стоять, чтобы казаться выше, а это значит — контролировать его, довлеть над ним.

— Почему ты ничего не говорила?

— Это было неважно, поскольку она оставалась в стороне.

— Что ты теперь собираешься делать?

— Заплатить, конечно.

— Конечно, — повторил он устало. — Не имеет значения, что она моя дочь.

— Разве ты вел себя как ее отец? Я так не думаю, — добавила Виктория, увидев, что задела его за живое. Она знала Дэвида слишком хорошо, может быть, лучше, чем он сам знал себя. Она знала его сильные и слабые стороны. Она изучила его страхи, границы смелости. Когда-то Дэвид тоже что-то знал о ней. Но забыл, или она изменилась, а может быть, то и другое.

— Алиса — юная девушка. Она не может доставить нам неприятности, — сказал Дэвид.

— Я не собираюсь становиться объектом сплетен.

— Не волнуйся, Вики, тебе достанется роль жены-мученицы, и ты станешь еще популярней.

Она не отозвалась на его резкий комментарий.

— Самое необременительное, к чему ты мог прибегнуть, это использовать предмет, контролирующий рождаемость, — прошипела она. — О чем ты думал? Куда подевался твой разум? Впрочем, неважно, я не хочу это знать. Но что я хочу знать совершенно определенно — есть ли еще у тебя дети, которые могут свалиться нам на голову?

— Нет, — коротко бросил Дэвид.

— Слава Господу. — Виктория подошла к окну. Она увидела привычный, прекрасно ухоженный газон, бассейн, беседку. Она успокоилась.

— Ты такая холодная, Виктория. Такая уверенная в себе, такая самодовольная. Я едва не умер, а ты способна думать только о своем имидже и репутации.

— Ты едва не умер, потому что отправился к ней, — бросила она в отчаянии. Виктория повернулась к нему и, не мигая, смотрела на мужа. — Как ты думаешь, что я почувствовала, когда узнала, что тебя чуть не убили в двух кварталах от ее квартиры? Знаешь, о чем меня расспрашивала пресса всю неделю? «Куда шел ваш муж? Что он делал в Китайском квартале?» Мне повезло, я успела прикрыть твою связь. К счастью, наш хороший друг, начальник полиции, заверил репортеров, что визит полиции в квартиру Жасмин не имеет отношения к нападению на тебя.

— Ты имеешь в виду своего хорошего друга, не так ли? Я не единственный, кто заводит друзей в неожиданных местах. Но знаешь, если ты берешь девушку из трущоб, то никогда не сможешь вытащить трущобу из нее.

— Как ты смеешь! — взвилась Виктория при намеке на ее прошлое.

— Как ты смеешь? — повторил Дэвид. — Ты не сказала мне доброго, теплого слова со дня похорон Элизабет. Ты решила обвинить меня в ее смерти. Я виноват, что она заболела раком. Я виноват, что врачи не смогли спасти ее. Я кругом виноват.

— Да, так все и было, — прошипела Виктория. — Это целиком твоя вина. Мне сообщили диагноз, а тебя не было в городе. Ты не повез Элизабет к специалистам в Европу, потому что она умоляла оставить ее дома, и ты уступил. Может быть, там могли бы ее спасти.

— А может быть, там она мучилась бы сильнее. Она умирала, Виктория. Ты знала это, и я знал. И никто из нас не мог удержать ее в этом мире, даже ты, суперженщина. И уж, конечно, не я, потому что в твоих глазах я никогда не был способен на что-то стоящее. Разве что жениться на тебе. Я получил это право, не так ли? Тебе не я был нужен. Ты хотела мое имя, мой дом, мой бизнес, моих родителей. Но хотела ли ты когда-нибудь меня? Скажи правду, хоть раз в жизни.

Глядя в глаза Дэвида, требующие ответа, Виктория спрашивала себя — хотела ли она его? В свое время она изучила о нем все, что только можно, убедилась, что игра стоит свеч. Она выяснила, что ему нравится, что не нравится, его амбиции, страхи. Она сотворила из себя идеальную жену. И не собиралась извиняться за это. Она была хорошей женой. Она родила ему детей, управляла его домом, взяла на себя управление компанией, сделала его жизнь простой и комфортной.

— Тебе было хорошо, Дэвид. Тебе не на что жаловаться. Ты имел все, что тебе нужно.

— Кроме любви.

Она покачала головой, вспоминая те же самые слова, произносимые ее бедной, пьяной матерью.

— Что такое любовь вообще? Она не оплачивает твои счета. Она не ведет тебя по жизни. Она не избавляет от проблем. — Виктория отошла от его кровати. — Ты еще не понял это?

— Я понял, что не могу зависеть от тебя, за исключением основы нашей совместной жизни. Как насчет дружбы? Партнерства? Заботы? Доброты?

— Это то, что она дает тебе?

— Она это сделала в свое время.

Его взгляд был ясным и прямым. Виктория почувствовала себя неловко, но она не из тех, кто признает свою неправоту. Неправ он. Так почему же она чувствует себя так, будто обязана объяснить или оправдать свои действия?

— Не сваливай все на меня.

— Разве я это делаю? — удивился Дэвид.

— Я никогда не обманывала тебя. Никогда не изменяла тебе.

— Ты никогда никого не хотела. Ты испытывала страсть, верно. Но объект твоей страсти — семейный бизнес. Вот почему ты не обманывала меня. Вовсе не из верности. Тебе до отчаяния нужно было удержать свой статус. Вот она, твоя истинная любовь. Единственная.

— Неправда, — возразила Виктория, ее голос заметно дрожал, как ни старалась она сдержаться. — Я люблю Пейдж. Я любила Элизабет. И одно время я даже любила тебя, черт возьми. Ты это хочешь услышать? Ну, так вот. Когда мы поженились, я считала себя самой счастливой девушкой в мире. Ты был всем, о чем я мечтала — добрый, страстной и очаровательный. Но потом, в трудные дни нашей жизни, я поняла, что не могу рассчитывать на тебя. Ты прав, я хочу больше, чем просто иметь мужем человека, который появляется и исчезает каждые несколько недель, чье сердце прикипело к другому континенту. Если я холодна, то из-за проклятого холода в нашей постели.

— Ты закрывала передо мной дверь своей спальни, — напомнил Дэвид. — В тот день, когда умерла Элизабет, ты отвернулась от меня. И потом всю неделю ты каждый вечер шла в свою комнату одна, и каждое утро, когда ты выходила, ты все больше отдалялась от меня. Похожее происходило с моим отцом. Когда мои мать и сестра погибли в автокатастрофе, он отвернулся от меня. Он не мог любить меня, потому что я выжил. Точно так и ты не могла меня любить, потому что Элизабет ушла, а я все еще здесь.