С чувством некоторого облегчения Кроули покинул Шанхай 21 апреля на борту лайнера «Царица Индии», идущего в Ванкувер через Японию. Путешествие было ничем не примечательно, и Кроули провёл много времени в своей каюте, занимаясь магией. Ванкувер, когда Кроули прибыл туда, не впечатлил его. Скалистые горы показались ему бесформенными; еда оказалась несъедобной; поведение канадцев было «грубым и оскорбительным», а город Торонто представлял собой «преднамеренное преступление против устремлений души и волнений сердца». Во время посещения Ниагары толпа журналистов по ошибке приняла Кроули за кого-то другого, но он всё же насладился красотой и величием водопада. Затем он провёл десять дней в Нью-Йорке, покутив на славу перед отплытием в Ливерпуль на судне «Кампания». Судя по всему, он мало сделал для того, чтобы раздобыть деньги на новую альпинистскую экспедицию или заинтересовать кого-нибудь этим замыслом. 2 июня он достиг берегов Англии, проведя значительную часть трансатлантического путешествия за написанием поэмы под названием «Rosa Coeli» (Роза небес).

Как только корабль причалил, Кроули передали два письма. Одно извещало его, что Нюи Ма Ахатхор Геката Сапфо Иезавель Лилит мертва. Она умерла от брюшного тифа в Рангуне. (Данкомб Джуэл, который был невысокого мнения об отцовских качествах Кроули, сардонически заявлял, что ребёнок умер от «острой заботы».)

В своём дневнике Кроули писал: «Прибыл в Ливерпуль. Узнал о смерти малышки из писем матери и дяди Тома. Почему никто не телеграфировал мне об этом? Приехал в Лондон абсолютно оглушённый». Позже в этот же день он добавляет: «Совершенно не могу думать об этом в подробностях или поверить в реальность произошедшего». Несмотря на всё его бесстрастное отношение к смерти, на его мнение, что смерть есть немногим более, чем обыкновенный сон, на его твёрдое намерение больше не подпадать под воздействие собственной любви к своей семье, на его решение впредь посвящать себя магии более, чем чему-либо другому, смерть ребёнка сильно повлияла на него. Тремя днями позже в его дневнике унылая запись: «Со мной чуть не случился срыв, когда я играл в бильярд. Накачался наркотиками». Когда 8 июня Кроули сел на поезд до Плимута, чтобы встретить Роуз, которая должна была прибыть на лайнере «Гималайя» из Калькутты, его состояние было всё ещё не близко к безумию. Дневниковая запись следующего дня гласит: «Временами по-прежнему бывают срывы, и нервы так слабы, что меня шатает». Вероятно, он не испытывал раскаяния по поводу того, что оставил Роуз и ребёнка, предоставив им самим добираться до Шанхая, впрочем, для раскаяния не было достаточно серьёзных причин. Хотя можно спорить о том, что более хороший и более внимательный муж пожелал бы сопроводить свою жену на долгом пути домой. Однако и Роуз, и ребёнок находились в прекрасном состоянии, когда он покинул их. Это был просто жестокий поворот судьбы.

Гораздо позже, диктуя свою автобиографию, Кроули возложил всю вину за смерть ребёнка на Роуз, которая якобы «не позаботилась продезинфицировать соску на бутылочке с детским питанием, в результате чего ребёнок подвергся воздействию микробов тифа». Он пошёл ещё дальше, упрекая её в том, что она пыталась утопить своё горе в вине, когда ребёнок лежал при смерти. Однако все эти соображения были высказаны задним числом, много времени спустя после того, как Роуз и Кроули расстались. Нет никаких оснований полагать, что он в чём-либо обвинял Роуз сразу после смерти ребёнка.

В словах Кроули есть только одна крупица правды. Роуз на самом деле превращалась в алкоголичку. А смерть ребёнка вкупе с отсутствием мужа и непредсказуемостью жизни, судя по всему, ускорили процесс, который начался ещё до их встречи в Калькутте. Как бы то ни было, следует признать, что в письмах Кроули к Джеральду Келли мелькают свидетельства того, что с первого дня его женитьбы на Роуз она проявляла качества, которые точнее всего можно было бы назвать душевной неуравновешенностью. Кроме того, во время путешествия по Китаю она снова забеременела.

Начавшийся алкоголизм Роуз отчасти может быть с уверенностью отнесён на счёт того, что она была замужем за таким человеком, как Кроули, который не был склонен выражать истинную привязанность. Это неудивительно при том детстве, которое ему довелось пережить, и при его малой способности к любви. Позднее Кроули возложит всю вину на Роуз, которая якобы пила, не скрываясь, ещё в доме собственной матери. Он сильно — и это неудивительно, имея в виду профессию его тестя — не любил родителей Роуз: он даже написал пьесу, в которой изобразил свою тёщу ведьмой, а тестя — бабуином.

Зимой 1906 года у Роуз родилась ещё одна дочь, которую назвали Лола Заза. По словам Кроули, у неё были монголоидные черты. 15 февраля 1907 года он делает зловещую запись в дневнике: «Малышка заболела». У Лолы Зазы был бронхит, и она лежала при смерти. Доктор, который лечил ребёнка, сказал, что в спальне девочки может находиться только один человек. По словам Кроули, его тёща пренебрегла этим указанием врача. На следующий день Кроули пишет в дневнике: «Выкинул из квартиры Б. К. (Бланш Келли) и тем, хвала провидению, спас ребёнку жизнь». Позднее он сообщил детали происшествия: «Я не церемонился с ней; я взял ведьму за плечи и выгнал её из квартиры, к тому же ботинком помог ей спуститься с лестницы, чтобы она точно поняла, что я имею ввиду».

Несмотря на все свои путешествия и волнения последних двух лет, Кроули, по крайней мере, как человек, кажется, мало изменился. Однако на данный момент его странствия закончились. Ему предстояло на ближайшее время обосноваться в Британии и сосредоточиться на том пути, который уготовили ему Айвасс и Тайные Учителя.

В течение нескольких месяцев после смерти своей первой дочери Кроули был нездоров. Помимо периодически повторяющихся приступов малярийной лихорадки, он страдал мигренями, невралгией, у него было воспаление в паху (вполне вероятно, подхваченное от какой-то из его любовниц), закупорка носового канала и какие-то проблемы с горлом, потребовавшие хирургического вмешательства уже в начале июля. Он был духовно и физически истощён, возлагая всю вину за своё состояние на козни демонов Абрамелина, чьих нападок, как он полагал, можно было избежать, если бы он послушался Тайных Учителей, будучи в Шанхае и находясь с ними в магическом контакте.

Тем не менее, он продолжал свои магические занятия во время пребывания в частной лечебнице, а затем в доме Сесиля Джоунса, где оставался до полного выздоровления после того, как выписался из больницы в конце июля. Джоунс, которого Кроули считал одним из двух своих духовных наставников и учителей магии (вторым был Беннет), помогал ему. Примерно в это же время Кроули решил посвятить себя магии и с этой поры вести чистую и беспорочную жизнь. При этом подразумевалась его магическая, а не повседневная жизнь: Кроули едва ли собирался менять свой характер. Принятый им в то время обет он записал в своём магическом дневнике: «Брат П. [Пердурабо, то есть Кроули] был распят Братом Д. Д. С. [Джоунсом], и когда он находился на кресте, ему было велено произнести клятву: «Я П…, часть Тела Христова, сим приношу торжественную клятву в том, что буду вести чистую и бескорыстную жизнь и сделаю всё, чтобы возвыситься до познания моего высокого и божественного духа, и Я стану Им».