— Я тут ни при чем! Не я ее принимала. Но мы обязаны сообщить о ней, надо как–то установить ее личность… У нас нет возможности возиться с нею. Все–таки это больница, а не приют для…

— Мне совершенно ясно, что она нуждается в медицинской помощи, — сказал низкий голос. — Полиция не занимается такими случаями… пока она не совершила никакого преступления. Кто–то ведь должен ее знать.

— Да, наверное… Может, она была у какого–нибудь психиатра.

— Она ударилась головой?

— Не думаю… В карте ничего такого не написано.

— Можно мне поговорить с врачом и посмотреть ее карту? Тогда я, возможно, смогу начать расследование.

Послышались шаги. Одна из женщин шла на пробковой подошве, которая слегка постукивала. Другая — в дорогих туфлях на резине. Дверь затворилась, и Дорте осталась одна.

Полиция! Вот когда ее наконец схватят! Заставят говорить. А если она не захочет, ее будут допрашивать, пока она не сломается. Расскажет о Ларе. Том! Тогда весь остаток жизни ей придется прятаться от него. Все это промелькнуло у нее перед глазами. Литовская полиция? Шлюха! Беременная. Матери обо всем станет известно. Да мать просто умрет от стыда, независимо от того, утопится Дорте в реке или нет. А если и не утопится, если ей удастся не выдать Тома, ее не спасет даже то, что Том заплатил за нее. Макар и Людвикас все равно ее найдут.

Дорте отцепила от руки резиновую трубку и ощутила острую боль, когда выдергивала другую, прикрепленную между ногами. Собственной головы она не чувствовала, словно ее не было на обычном месте, а горло как будто покрылось сухой коркой. Свою одежду она нашла в шкафу, помятую, но сухую. Она не стала тратить времени на то, чтобы снять похожую на пижаму рубашку, надела сверху джинсовую куртку, а топик засунула в сумку. Натянула юбку на большие больничные трусы и проверила, лежит ли ее паспорт между подкладкой и дном сумки. Они его не нашли! Денег у нее не было. Двести крон она истратила на еду, в кармане куртки лежали только две десятки.

В конце длинного коридора светилась надпись «Exit». Было похоже, что Дорте никто не стережет, но кто знает! В голове стучало, как в жестянке. Видно, туда перебралось сердце. Она прошла мимо сестры в белом халате, которая могла бы броситься за ней. Навстречу шли люди с бледными и плоскими лицами. Наверное, их здесь лечат от всяких болезней. С ними не стоило встречаться глазами. Может быть, они вообще ее не видят. Молодая женщина, закутанная в огромный платок, испуганно уставилась на нее. Тут никому не следовало доверять. Но и бежать тоже не следовало, надо было просто решительно идти вперед.

Когда Дорте вышла из вращающейся двери больницы, воздух коснулся ее, как крылья бабочки. Пройдя несколько шагов, она села на скамью, чтобы собраться с силами. В промежности саднило от трубки. Она попыталась сосредоточиться, кажется, здесь она раньше никогда не была. Может быть, в больницу входят через одни двери, а выходят в другие? Без конца подъезжали и отъезжали такси. Люди с цветами и сумками. Если бы она могла доехать на такси до Лариного дома за свои двадцать крон!

Пока она сидела, опустив голову на колени, вдруг, словно вырвавшись из сумы, на нее налетела паника. Ее ищут! Она вцепилась в скамейку и заставила воздух течь в сухое горло. Потом встала и покинула пределы больницы. Перешла дорогу. Нашла наконец улицу, где никого не было. Брела наугад, держась за кусты и изгороди палисадников. Колени дрожали, как желе, ноги не слушались.

Ее заметил парень с тележкой для газет, прицепленной к багажнику велосипеда. Наверное, он решил, что я пьяная или наглоталась наркотиков, подумала она, пытаясь приободриться. Это было непросто. Когда парень, доставив газеты, возвращался обратно, он остановился возле нее, упершись одной ногой в землю.

— Ты, кажется, не в форме?

Она сделала вид, что не слышит, шагнула в сторону и пошла дальше, не держась за изгородь.

— Прости, пожалуйста! Мне показалось, что тебе нужна помощь. Пока! — услышала она за спиной.

Теперь она видела только тележку с газетами, его спину и заднее колесо велосипеда. Кепочку–бейсболку и полосатый джемпер. Но вот и они исчезли. Словно нити, скрытые в ветвях деревьев, утянули его сквозь; черно–синее мерцание. Разносчик газет на велосипеде? Может, и она могла бы получить такую работу? Для этого необязательно хорошо знать норвежский. Нужно было спросить, сколько он зарабатывает.

Ей казалось, что она идет уже очень долго, но вот впереди показались шпили знакомой большой церкви. Теперь ей было легко ориентироваться, чтобы найти дом Лары. Она поняла, что ходила по кругу. В одном месте она увидела крыльцо и скамейку. Присела отдохнуть. Наклонилась к коленям. Отчасти чтобы спрятать лицо, отчасти чтобы не упасть. Неожиданно она услышала ровный гул машин и голоса людей. Как будто кто–то включил звук в телевизоре. Конечно, он был и раньше, но она его почему–то не слышала. Пошевелив ногой, Дорте вспомнила, что у нее в сумке есть полбутылки воды. Отвинтила крышку. Попробовала. Да, это была вода. Приставила горлышко бутылки к губам и стала с жадностью пить. Но что–то в ней как будто разладилось. Сколько бы она ни пила, утолить жажду не удавалось. В таком случае лучше поберечь воду. Она не больна. Просто ей хочется пить! Она сунула бутылку в сумку и пошла дальше. При первом же удобном случае она наберет в бутылку воды. Из реки?

Гул машин и толпы усилился, словно выпитая вода разбудила ее чувства. Но нужно было идти, нужно было добраться до Лариной квартиры. Ноги стали как ватные. Солнце палило в лицо так, что на лбу выступила испарина. Дорте хотела снять куртку, но ведь под курткой была пижама, пришлось терпеть. Никто не ходит по улицам в пижаме. Ее просто примут за сумасшедшую. А может, она и в самом деле сошла с ума?

Ей захотелось зайти в церковь. Посидеть там и подумать о Лариной Белоснежке. Это было бы правильно. Потом она поняла, что не сможет открыть тяжелую дверь. К тому же пришлось бы сделать большой крюк И все–таки она увидела, как подходит к ближайшему алтарю. Она уперлась лбом в стоящую впереди скамью и соскользнула на колени. Вот теперь надо помолиться. Но она не могла думать ни о чем, кроме Лариных комнатных цветов, которые в эти дни, должно быть, погибли без воды. Длинные, похожие на мечи листья с белыми прожилками превратились в коричневые палки.

Дорте мечтала только о том, чтобы никого не встретить на лестнице. По взглядам прохожих на улице она поняла, что выглядит подозрительно. Когда она пыталась отпереть свой замок, пластырь с запекшейся кровью еще красовался на ее запястье. Ключ не слушался, и она подумала, что никогда не сможет с ним справиться. Пребывание в больнице сделало ее беспомощной. Она повертела ключ и снова вставила его в замочную скважину, понимая, что все равно дверь не откроется. Наконец она сообразила, что не может отпереть замок, потому что в него изнутри вставлен ключ. Дорте отпрянула к лестнице и спустилась на два пролета, чтобы ее не увидели из квартиры, там она прислонилась к стене. Потом спустилась вниз и заглянула в почтовый ящик, сама не понимая, чего ждет. Ящик был пуст. Мало что бывает таким пустым, как обычный почтовый ящик.