– Тогда этих городов не было, – заметил Алексей. – Ни Курска, ни Мурманска.

– Зато девки красивые были! – парировала Дороня.

– И сейчас есть! – вставила Катя.

– Куда денутся! – кивнула Дороня. – Вот. Эти два брата пришли со слугами, с небольшой дружиной, может быть даже, – ну, чтоб показать, что люди они не совсем уж простые, а с некоторыми средствами. Старший брат был с синими усами, и звали его Синеус, а второго, младшего, имя было Трувор. И паж у них еще был, ординарец, а может, оруженосец, звали Рюрий. А так как мальчик он был совсем еще маленький, услужливый, бойкий, проворный, никто его, конечно, полным именем не называл, а все звали Рюрик: эй, Рюрик, ложку подай, нук, Рюрик, спину мне почеши… Ну, понятно. То есть братья были хоть и не бедные, но и не очень богатые, раз паж у них был один на двоих, да и тот Рюрик. И надо ж беде такой случиться, что они пришли сюда, в наш край, точнехонько как весенний сев кончился.

– Не бедные, нет! – вставил Алексей. – Весной-то самая работа у всех, а они с дружиной, да с пажем, по чужой земле шляются, невест покрасивее ищут. Не бедные…

– А у нас мужики, посевную закончив, – продолжала Дороня, – пьют обычно три-четыре дня не просыхая. В это время тут такое начинает твориться, что бабы загодя на неделю в леса уходят, чтобы не видеть, не слышать, под руку горячую не попасть. Ну, а гости, – пришедшие-то, – того не знали, подумали, что это от них нарочно девок и баб попрятали. Словом, вышло недоразумение. Пока все выяснилось, Синеуса уже успели убить, а Трувор два села у озер Черный и Белый Глаз дотла сжег, властителя края Бортюху и многих мужиков похмельных насмерть порубил. Легенда говорит, что те вроде бы, мужики, опившись браги хмельной, сами просили убить их, избавить от похмельных мук. А Трувор рад стараться. За что его и прозвали потом – Насмешник. Он вообще много шуток на память о себе оставил.

– Да-а-а… Похмельных рубить, – тот еще шутник был…

– Но, слава Богу, через четыре дня все выяснилось, гости с хозяевами замирились, убитых дружно и без раздоров похоронили, невест подходящих всем нашли – и Трувору, и слугам его, кому пора пришла, – свадьбы сыграли и уже дружно сели пировать – на пять ден снова.

– Жены молодые с матерями-сестрами-сватьями младшими братьями опять, конечно, по лесам и болотам попрятались?

– А как же иначе? Но теперь гости это как должное приняли: обычай есть обычай, – в наших краях свадьба и без невесты играется…

– Возмутительно! – заметила Катя.

– А вот пришедшим иноземцам так наши обычаи местные понравились, что они тут и жить с молодыми женами остались. А сам Трувор занял безо всякого спора место убитого им Бортюхи и стал Владыкой Края, хотя с трудом мог изъясняться – как с кривичами, так и с вятичами. Что же касается славянской речи, то тут Трувор тремя словами – и то дай-то Бог! – обходился.

– Это и сейчас не трудно. Я знаю эти слова… – кивнул Алексей.

– И я знаю, – согласилась Катя.

– Однако все хорошо, казалось бы, но нет добра без худа: родилась у Трувора дочь, Рагнеда, – на вид столь страшная, что от нее даже лошади шарахались. На берег озера выйдет – рыбы стремглав врассыпную: от берега подале, в глубину… Люди говорили, что это леший над Трувором-насмешником подшутил: он к нам сюда за красавицей приехал, а красавица-то ему и роди такое, что хоть стой, хоть упади… Впрочем, в этом как бы сам Трувор и виноват был, – ведь у них, уроженцев фьордов северных, побережья моря Норвежского да Баренцева, бабы спокон века одна ужаснее другой на вид были, – что у нибелунгов мифических, что у викингов. Так что наследственность, как нынче говорят.

– Вполне может быть, – кивнул Алексей.

– А тут еще и вторая беда: кабан, секач страшный, на охоте Трувора подрал, помял, едва не убил. После этой схватки у Трувора левая рука плетью повисла, оглох он намертво и к деторождению способность потерял. Однако династия должна была продолжаться, и, посоветовавшись с волхвами, Трувор объявил, что дает за Рагнедой богатейшее приданое. Оказывается, привез с собой Трувор в наш край богатство несметное, многими поколениями его предков собранное в их несчетных морских набегах на прибрежные поселения франков и англосаксов, норвегов, свеев и датчан! Привез он с собой эти сокровища на тот случай, если бы пришлось выкупить им с Синеусом невест и богатые земли. Словом, богатым хозяйством в нашем краю без боя овладеть. Решил Трувор все это сокровище дать за Рагнедой в приданое. Наряду с пушной рухлядью и скарбом немереным, деньгами…

– Деньгами? Это хорошо!

– Сокровище, выставленное в приданое за Рагнеду, было столь значительно, что под Красную Горку ко двору Трувора съехался не один десяток претендентов на руку Рагнеды. Эта пестрая толпа знатных и красивых женихов так вдохновила всех и, в первую очередь, саму девушку, что на вечернем пиру Рагнеда спела благодарственный гимн покровителю Земли, Вод и Лесов с такой силой и чувством, что повергла гостей в изумление своим мощным и на удивление мелодичным, красивым голосом.

– Так в легенде и сказано – «мелодичным»?

– Нет. Это я уж добавила. Устные сказания донесли до наших времен, что голос Рагнеда имела сказочный; современники были не в силах подобрать ему сравнение или достаточно сильный хвалебный эпитет. Единодушный восторг, снизошедший на слушателей, повергший их в неописуемое блаженство, очень сильно насторожил отца, абсолютно глухого Трувора. Он, будучи зрелым, опытным властелином и отменным насмешником от природы, заподозрил, что массовые ликования гостей преследуют одну лишь цель – завладеть приданым, сокровищем предков, – с помощью самой откровенной и беспардонной лести. Все попытки жены, а также окружающих Трувора верных слуг объяснить ему жестами смысл происходящего не вызвали ни малейшего успеха. Он так и не смог, не захотел поверить, что его дочь при такой ужасающей внешности обладает немыслимо сладкозвучным, божественным голосом.

– Странно! А что ж, у нее голос только теперь прорезался, после того, как отец оглох? В детстве она что, не пела?

– Так бывает. Голос мог прорезаться в переходном периоде.

– Девочка и девушка – это разные существа, – подтвердила Катя.

– Ну, так ли, иначе ли, но Трувор, будучи в душе великим насмешником и испытывая сложные чувства, представлявшие собой смесь подозрительности, жадности и ненависти к потенциальным женихам, внезапно объявил, что он раздумал давать в приданое за дочерью деньги и драгоценности предков, ограничившись лишь скарбом и домашней бытовой утварью из бронзы.

– О, представляю, что тут началось!

– Сообщение это, разумеется, произвело эффект грома среди ясного неба и привело к тому, что еще до восхода луны гости покинули двор коварного насмешника.

– Что за тем воспоследовало, можно лишь догадываться.

– Легенда гласит, что Рагнеда наотрез отказалась выходить замуж – за кого-либо и когда-либо. Жена Трувора заточила себя добровольно в дальнем конце двора возле коровника, а сам властелин края, как гласит легенда, «помутнел разумом». Он оказался под властью идеи, что все гости – претенденты на руку его дочери, видевшие сокровища собственными глазами, – разъехались по домам, охваченные идеей вернуться и выкрасть приданое. Поврежденная голова, болезнь сыграли над Трувором Насмешником злую шутку: он стал ежечасно ждать появления воров или вооруженных грабителей… Вся его дальнейшая жизнь свелась к проблеме спасения приданого от недобросовестных женихов… Легенда гласит, что нельзя было без горькой улыбки наблюдать, как абсолютно глухой Трувор вдруг замирал как вкопанный и начинал, мучительно напрягаясь, прислушиваться…