– Нет, я в тот период вообще ни с кем не встречался. Время по большей части проводил дома. А если и выезжал куда, то только на места.

– Какие места?

– Места преступлений. Новых или старых. Например, в Оденсе или на Амагер Фэллед, где меня и задержали. Но и в другие места тоже.

– А в этих поездках тоже случались провалы в памяти?

– Возможно, но точно я не помню. Так оно с этими провалами и бывает.

– И что еще вы помните о дне убийства?

– Немногое. Ведь у меня все перемешалось: то, что я сам помню, и то, что мне потом рассказали.

– А помните, к примеру, как вы преследовали Кристине Хартунг в лесу?

– Нет. Ее не помню. Помню только, что был в лесу.

– Но если вы ее не помните, откуда же вам известно, что именно вы напали на нее, а потом и убили?

Вопрос ошарашил Линуса Беккера и, похоже, оказался неожиданным для человека, давным-давно признавшего свою вину.

– Так ведь они мне об этом рассказали. И, кстати, еще кое-что вспомнить помогли.

– Кто именно?

– Да те полицейские, что допрашивали меня. Они ведь и вещдоки нашли. Землю на кроссовках. И кровь на мачете, я им ее…

– Но тогда вы утверждали, что не делали этого. Вы сами-то помните мачете?

– Нет, сперва не помнил. Но потом все как-то стало складываться в общую картину.

– А ведь сначала, когда мачете обнаружили, вы утверждали, что ранее никогда его не видели. Что, наверное, кто-то подбросил его в ваш гараж на полку рядом с машиной. И только на одном из последующих допросов признались и заявили, что мачете принадлежит вам.

– Да, все верно, но врачи объяснили, что болезнь именно так и проявляется. Больной параноидальной шизофренией преобразует реальность.

– То есть у вас нет предположений, кто мог подбросить вам мачете, если его вообще кто-то подбрасывал?

– Да нет, никто его не подбрасывал… Я сам его туда положил. Нет, мне сложно отвечать на такие вопросы.

Беккер неуверенно смотрит в сторону двери, словно хочет улизнуть. Однако Хесс наклоняется к нему через стол и пытается поймать его взгляд:

– Линус, ваши ответы просто замечательны. Но мне хотелось бы знать, был ли кто-нибудь рядом с вами в тот период. Кто-нибудь, кто знал, какие чувства владели вами тогда. Кому вы доверились, кого вы случайно встретили или с кем переписывались в социальных сетях или…

– Да не было никого. Не понимаю, чего вы от меня хотите. Мне бы в палату вернуться…

– Не нервничайте, Линус, успокойтесь. Если вы мне хоть немножечко поможете, я думаю, мы сумеем выяснить, что же на самом деле произошло в тот день. И точно узнаем, что случилось с Кристине Хартунг.

Линус Беккер, уже было готовый подняться, неуверенно смотрит на Хесса.

– Вы так думаете?

– Да, я совершенно в этом уверен. Только расскажите, с кем вы тогда контактировали.

Хесс не спускает с него доверительного взгляда. И на миг на наивном испуганном лице Беккера вроде появляется выражение согласия, но внезапно оно расплывается в широченной улыбке.

Линус разражается хохотом. Хесс и Тули́н с недоумением смотрят на невысокого мужчину, безуспешно старающегося унять смех. Когда же Беккер возвращается к беседе, кажется, будто он сбросил маску: на лице его больше нет и следа неуверенности или беспокойства.

– Почему вы не спрашиваете меня о том, что на самом деле хотите узнать?

– Что вы имеете в виду?

– Что вы имеете в виду? – Широко раскрыв глаза и насмешливо ухмыляясь, Линус Беккер передразнивает Хесса. – Вам не терпится узнать, почему я дал признательные показания, хотя никакого преступления, по-вашему, не совершал.

Тули́н смотрит на Беккера: она поражена произошедшими с ним переменами. Он явно совсем сбрендил, и у нее даже возникает желание вызвать главврача – пусть посмотрит, какого прогресса в лечении пациента они на самом деле добились. Хесс старается сохранить хладнокровие.

– О’кей. Так почему же вы признались?

– Заткнись. Тебе за это бабки платят. Неужто они и вправду вызвали тебя домой из Европола, чтобы вытянуть из меня показания, или ты мне липовый жетон только что предъявлял?

– Линус, я не понимаю, о чем ты говоришь. Но если ты не имел отношения к делу Кристине Хартунг, еще не поздно заявить об этом. И тогда мы наверняка сможем помочь тебе и направить твое дело в суд на пересмотр.

– Но я не нуждаюсь в помощи. Если мы всё еще живем в правовом обществе, я вернусь домой не позднее Рождества. Или, в крайнем случае, когда Каштановый человек закончит свою жатву.

Эти слова прожигают мозг Тули́н. Хесс тоже будто окаменел.

– Каштановый человек?..

– Именно. Каштановый человек. Вы же из-за него сюда заявились. Малютка Хансен, ну тот квадратный дядечка, он, бедолага, забыл, что здесь в общей комнате отдыха по-прежнему можно смотреть текстовое ТВ на плазменной панели. Всего лишь тридцать восемь знаков в предложении, однако и в таком формате можно следить за событиями. Но почему вы заявились только сейчас? Не потому ли, что ваш начальник не желает копаться в так замечательно расследованном деле?

– Что вам известно о Каштановом человеке?

– Каштановый человечек, входи, входи, каштановый человечек… – Линус Беккер, не скрывая насмешки, продолжает напевать песенку. Хесс теряет терпение.

– Что тебе известно, я спрашиваю?

– Вы опоздали. Он далеко впереди вас. Вы ведь поэтому здесь и торчите и пытаетесь меня умаслить. Потому что он вас надул. Потому что вы понятия не имеете, что вам делать.

– Ты знаешь, кто он?

– Я знаю только, что́ он из себя представляет. Он – мастер. Он превратил меня в свое орудие. Иначе я не признался бы.

– Скажи нам, кто он, Линус?

– Скажи нам, кто он, Линус? – Беккер вновь передразнивает Хесса.

– А что с девочкой?

– А что с девочкой?

– Что тебе известно? Где она? Что с ней случилось?

– Да не все ли равно? Она небось не скучает…

Линус смотрит на них невинным взором, и губы его растягиваются в гаденькой ухмылочке. Хесс бросается на Беккера, а Тули́н не успевает ему помешать. Зато Беккер оказывается готов к такому повороту событий и мгновенно дергает тревожный шнурок. С оглушительным ревом срабатывает сигнализация. И ровно в тот миг, когда открывается тяжелая металлическая дверь и в помещение врываются здоровенные санитары, Линус Беккер превращается в робкого, неуверенного в себе школьника с испуганным взглядом.

Ворота поднимаются медленно, но Хесс не может ждать. И пока Тули́н получает у дежурного за пуленепробиваемым стеклом сданные ему при входе вещи, Марк протискивается сквозь довольно узкую щель в не до конца поднятых воротах и сразу же направляется к парковке. Тули́н следует за ним и на холодном мокром ветру ощущает себя пленницей, вышедшей на свободу. Она набирает полные легкие воздуха, чтобы таким образом отделаться от воспоминаний о встрече с Линусом Беккером.