Анна оправила платье и нетвердой походкой приблизилась к окну, что выходило на подъездную площадку. К дому приближался серебристый «кадиллак».

— Однако! — заметила она вслух. — Кому придет в голову наносить визит в столь ранний час?

Чтобы как-то прояснить это недоразумение, она посмотрела на часики (еще один дар обожаемого Эрика) и с изумлением поняла, что уже десятый час.

Машина взяла поворот криво, с визгом шин, и Анна инстинктивно отступила в сторону от длинного, во всю стену, окна. «Кадиллак» затормозил, разбрасывая из-под колес гравий. Из него выскочила женщина с искаженным лицом. Она с треском захлопнула переднюю дверцу, открыла заднюю и наполовину скрылась в машине.

Если подумать, лицо было знакомое, но теперь, искаженное яростью, ненавистью и Бог знает какими еще отрицательными эмоциями, было едва узнаваемо. Кто может так распускаться? Неужели это пресловутая Джилли?

Женщина на миг вынырнула из машины и погрозила в сторону дома кулаком. Губы ее двигались, но слов не было слышно. Это была блондинка с хорошей фигурой, что вполне соответствовало описанию Кэрри, но назвать ее красивой было нельзя ни по каким меркам. Возможно, дело было в злобной мине, но даже улыбайся она самой ослепительной улыбкой, она сошла бы разве что за миловидную.

Надо признать, она выглядела на редкость ухоженной, с безупречным цветом лица. Анна сделала мысленную пометку справиться у женщины, какой косметикой она пользуется — разумеется, когда она немного остынет и если при близком рассмотрении не окажется, что это всего лишь толстый слой тонального крема.

Прическа… пожалуй, можно поставить в упрек незнакомке слишком короткую стрижку и этот современный растрепанный вид, но цвет удался — этакие легкие светлые мазки на медовом фоне. За такие можно многое отдать. Не спросить ли, кто стилист? Вспомнив про свою прическу, Анна поправила ее, насколько возможно в отсутствие зеркала.

Тем временем женщина закрыла машину и устремилась к дому. В одной руке у нее была канистра бензина, в другой — топорик из тех, что висят на пожарных щитах.

— Боже милостивый! — вырвалось у Анны, и она невольно шагнула из своего укрытия. — Что это она задумала?!

Женщина шла, глядя под ноги, и не видела Анну, зато у той была масса времени, чтобы ее рассмотреть. В конце концов память проснулась. Газетные вырезки! Вот откуда так знакомо это лицо! Это была бывшая жена владельца дома, та самая, с которой он вел за него долгую тяжбу.

По мере того как гостья приближалась, можно было все лучше слышать, что она бормочет. К удивлению Анны, это были грубые ругательства, сплошной поток ругательств. Шокированная до глубины души, Анна прижала ладони к щекам. Что за непристойности! Как можно даже мысленно произносить такое? И не только в адрес мужа, но и в адрес судьи, который… что который? Ах да, лишил ее того, что полагается по праву.

Вот оно что! Значит, муж все-таки оставил дом за собой. Анна удовлетворенно улыбнулась. Так ей и надо, грубиянке! Можно себе представить, что это была за жена. И потом дом ведь построил муж. О каком праве идет речь? Нет, в самом деле ужасная особа!

Женщина начала подниматься к дверям.

— Сукин сын, а! Думает, что может обобрать меня до нитки! Не на такую напал, дерьмо безмозглое! Мало ли что там записано в брачном контракте, мать его! Мы еще посмотрим, чья возьмет! Если мне здесь не жить, то и ему тоже, говнюку последнему! Щас я тебе устрою сюрпризец, такой, что закачаешься! Ублюдок никчемный, я тебе…

Тут она вскинула голову и уперлась взглядом прямо в Анну.

— Что?!!! — взревела она не тише портового грузчика. — Кто ты, черт возьми, и что делаешь в моем доме?

— Добрый день, — учтиво ответила Анна. — Можно узнать, зачем вам канистра и топор?

— Не твое собачье дело!

— Сделайте одолжение, не ругайтесь в моем присутствии. Я совершенно не выношу грубостей — не так воспитана.

Это поразило женщину, и пару секунд она только хлопала глазами. Затем, опустив ношу, принялась шарить в кармане, бормоча:

— Как, наш говнюк нанял экономку?

Заметив, что Анна прислушивается, она завопила во всю мочь голосовых связок:

— Эй ты! Ты экономка?

— Ни в коей мере.

Женщина сунула ключ в замочную скважину, только чтобы убедиться, что он не подходит.

— Открой дверь, мать твою!!!

— Не думаю, чтобы это было разумно.

— Дьявол! Дьявол! Дьявол! — Она еще немного покрутила ключом. — Чтоб ему сгореть в аду! Как он посмел сменить замок, как он только посмел?! Он и этот гребаный судья! Мать их, мать их!!!

Она вырвала ключ, отбросила за спину и испепелила Анну взглядом.

— Ты, сука! Если сейчас же не откроешь, я возьму топор и разнесу эту гребаную дверь! Понятно?

— Не угрожайте мне.

— Открой эту гребаную дверь, мать твою!!!

Что-то сломалось в душе у Анны. Слезы хлынули из глаз, смывая косметику, руки задрожали, и стоило усилий отодвинуть тяжелый засов.

— Войдите, — сказала она и с вежливой улыбкой отворила дверь.

Отсрочка была короткой — ее хватило только на то, чтобы гостья, оттолкнув Анну, переступила порог. Взрывом разнесло чуть не половину горы.

Присматривать за Джилли было все равно что за простодушным ребенком, но Монку это даже нравилось — никогда прежде он не чувствовал, что живет такой полной жизнью. Пожалуй, только в этом они были не похожи: он — сама осторожность, Джилли — кипучий энтузиазм без оглядки на последствия, на все эти мелочи жизни вроде того, что ФБР, к примеру, может выследить их по карте, которой она так безрассудно воспользовалась.

Монк и не подумал ставить это ей в вину. Наоборот, он винил себя зато, что вовремя не уничтожил использованные карты. Человек методического склада, он держал их в особом отделении чемоданчика, куда Джилли рано или поздно должна была сунуть нос. Обнаружив карты, она пустила в ход первую же из них.

Новичкам везет, таков закон жизни. Все в конце концов обернулось к лучшему: пронырливый Джон Пол не замедлил объявиться. Одна мысль об этом приводила Монка в восторг. Он прекрасно знал, что вот уже год тот пытается напасть на его след (перехватил ряд телефонных звонков, в которых Джон Пол наводил о нем справки в правоохранительных органах различных стран Европы). Такое бульдожье упрямство сулило крупные неприятности, и Монк был счастлив, что подвернулся шанс покончить с Джоном Полом раз и навсегда, не просто прикончив его, но и дав Джилли возможности поиграть с ним, как кошка с мышью. В этом было столько извращенного удовольствия! Поистине жизнь расцветилась новыми красками.

Даже строить первые, еще туманные планы было наслаждением. Жертвы еще ни сном ни духом не ведали о том, что их ждет, и жили безмятежно, а Джилли уже была с головой в работе: не ложилась допоздна, изучая заметки, сопоставляя, анализируя, — словом, сплетая паутину идеальной интриги. Прекрасная возлюбленная Монка обожала козни, происки, возбуждение погони, но более всего — риск и довольно скоро научила его наслаждаться всем этим в той же мере. Что и говорить, они во всем дополняли друг друга, и никто не чувствовал себя обделенным: Монк соглашался на все, даже если планы менялись в последнюю минуту, а Джилли щедро вознаграждала его за это.