— Он сделал это потому, что он мой друг, и потому...

— Он поступил правильно! — Лицо ее мужа сохраняло непроницаемое выражение, но Минерва уверенно продолжала: — По этой причине документы так и не были использованы в суде. Так что процесс прошел законным образом. Мистер Пинтер сказал, что они использовали бумаги лишь для того, чтобы надавить на Ньюмарша и вынудить того к сотрудничеству, которое и помогло отправить Салли в тюрьму. Так что правосудие не было построено на песке!

— Да, но...

— Ты сожалеешь о своем поступке?

Джайлс недоуменно заморгал.

— Что ты имеешь в виду?

— Можно подумать, что ты сожалеешь о том, что отправил сэра Джона Салли в тюрьму.

Их взгляды встретились.

— Я сожалею о том, что не сделал этого должным образом. Я сожалею о том, что был таким глупцом и даже не попытался идти законным путем. Сожалею, что поставил себя выше закона. Но больше всего я сожалею о том, что поставил под угрозу собственное будущее ради мести за человека, который...

Выругавшись, Джайлс замолчал.

— ...За человека, который не счел нужным остаться в живых и разобраться в собственных проблемах, — тихо договорила за него Минерва.

Что там Джайлс говорил в тот день, когда Гейб уехал на бега? «...я знал все ошибки отца не хуже своих собственных».

Теперь у Джайлса был совершенно потерянный вид.

— Много лет я был таким же, как он: самонадеянным, безрассудным, я не думал о последствиях своих поступков, — вздохнул он. — А вот мой брат — нет. Он знал, что отец нас всех погубит. Он наблюдал за тем, как отец совершает необдуманные, рискованные капиталовложения, и предупреждал нас о том, что однажды нам придется собирать осколки... — Замолчав, он стал мерить шагами комнату. — И какой же была моя реакция? Я лишь смеялся и называл брата безумцем. Я продолжал веселиться, играл и волочился за шлюхами по всему Лондону. Я почти не занимался делами, сам не знаю, как мне удалось получить должность барристера. Закон ничего не значил для меня до того дня, как отец...

Его лицо заледенело.

— После того как он умер, оставив нас почти в нищете, я захотел наверстать упущенное за долгие годы, за растраченную попусту жизнь, — продолжал Мастерс. — Ньюмарш был другом моего отца. Он убедил многих своих друзей вступить в дело Салли в обмен на часть доходов. Я догадался об этом, уже когда Ньюмарш пригласил меня на свой вечер.

— Странно, что он вообще пригласил тебя, — заметила Минерва.

Джайлс горько усмехнулся:

— Он был уверен, что меня интересуют всякого рода развлечения, а не тревога за семейную честь. Он и не думал о чем-то беспокоиться. — Его голос зазвучал увереннее. — Но Ньюмарш ошибался. Я решил, что вечер — отличная возможность отомстить ему, и не преминул ею воспользоваться. А потом я отнес бумаги Рейвенсвуду, и тот сказал, что будет добиваться правосудия, если только я соглашусь...

Джайлс замолчал, на его лице появилось выражение досады.

— ...Если ты согласишься на что? — нетерпеливо спросила Минерва.

Он провел руками по лицу.

— Джайлс, о чем Рейвенсвуд попросил тебя? — спросила Минерва.

— Полагаю, больше нет смысла что-то от тебя скрывать. — Он уверенно посмотрел жене в глаза. — Рейвенсвуд попросил меня следить и подслушивать — в высшем обществе, да и вообще везде... И время от времени сообщать ему информацию. Сообщать о моих знакомых... — Джайлс судорожно вздохнул. — Ты спрашивала о моих таинственных исчезновениях? Именно ради этого я исчезал.

Минерва ошеломленно смотрела на него.

— Так ты шпион?! Ты шпионишь для Рейвенсвуда?!

— Нет, скорее я информатор... Министерства внутренних дел, — пояснил он.

Минерва прожигала его взором, не в силах сказать что-либо. Все это время она убеждала себя в том, что даже предполагать такое смешно. Значит, ее мнение о нем…

— То есть все эти годы?.. — сбивчиво заговорила она. — С того самого вечера?..

— Я бросил это дело, когда узнал, что у меня есть шанс стать королевским адвокатом, — сказал он. — И я считал, что прошлое осталось позади — до тех пор, пока Ньюмарш не попросил Рейвенсвуда о встрече со мной в Кале.

— Боже мой! — Наконец-то все разрозненные части мозаики встали на место. — Так вот почему ты умеешь вскрывать замки и так убедительно врать в гостинице! Вот почему в одно мгновение ты можешь казаться негодяем, а в следующее — добропорядочным гражданином!

Джайлс пожал плечами.

— Негодяям люди чаще говорят то, чего ни за что не сказали бы в присутствии добропорядочного гражданина, — промолвил он.

— И ты прикидывался негодяем для того, чтобы скрыть шпиона. — Как же она ошибалась насчет его истинного характера! — А моим братьям это известно?

— Никому не известно, — ответил Джайлс. — И если бы все шло так, как я запланировал, ты тоже ничего бы об этом не узнала.

Минерва удивилась:

— Почему?

— С одной стороны, все оставалось в прошлом, о котором мне хотелось забыть. С другой — я действительно не хочу это обсуждать.

— Даже со своей женой? — спросила Минерва, будучи не в силах скрыть боль в голосе.

Неожиданно она вспомнила, что Джайлс говорил ей в тот день у пруда. «В моем прошлом есть вещи, о которых я не смогу говорить с тобой. Да, я не всегда вел себя безупречно. Да, я совершал ошибки. Но будь я проклят, если расскажу тебе обо всем лишь для того, чтобы ты не считала, что я такой же, как твой отец».

— Особенно со своей женой, — произнес он с ударением на слове «особенно». — Которая имеет обыкновение описывать меня в своих романах.

— Но я делала это лишь потому, что не понимала значения твоих поступков! — оправдывалась Минерва. — Знай я, что они так важны, причем не только для тебя, но и для всей страны, я бы никогда...

— Я же говорил тебе, что это важно, — напомнил ей Джайлс. — И я просил тебя никому ни о чем не рассказывать, но ты рассказала, потому что я задел твою гордость.

— Ты задел не гордость, — сказала Минерва. — Я любила тебя, болван!

При этих словах кровь отхлынула от лица Джайлса, и она мысленно отругала себя за то, что показала ему свою уязвимость. Но пути назад не было.

— Я тебя любила, а ты разбил мне сердце, — договорила Минерва. — Только поэтому я написала о тебе в своем романе.

Джайлс недоверчиво смотрел на Минерву. Она его любила?

— Но... тебе было всего девятнадцать лет, — пробормотал он.

— Боже правый, Джайлс, к тому времени, когда мы обменялись с тобой первым поцелуем, я любила тебя уже долгие годы. Моя любовь вспыхнула в тот день, когда ты поддержал меня на похоронах мамы и папы.