Нет, я все хожу где-то около.

А сам Бэр? Его-то навернуло по башке? Он не сказал, а я не догадался спросить. Скорее всего да, навернуло.

Зачем он прилетал? Проверить, жив ли я? Ну да, у меня же и Опи, и тэта-чип. И не могу сказать, что мне было так уж хреново. Средней интенсивности похмелье, правда, наступившее без всяких предварительных процедур… Вот Кешке было хреново, это да. И Вите было хреново — но ей, наверное, в основном из-за ребенка. Хотя тоже — и Опи, и тэта.

Черт, соображаю все-таки плохо.

Что нам говорит наука о самом феномене телепатии? Что он малоисследован. Что сигнал распространяется практически мгновенно, говорить о его скорости бессмысленно: бесконечность, поделенная на нуль. Что носитель сигнала — некая «кристаллическая решетка» пространства, абсолютно упругое тело. И что-то еще, куда менее понятное. Ага. Опи, тэта и котячий орган работают как бы на разных частотах или в разной модуляции, то есть обладатели одного не слышат обладателей другого… ну да, наподобие того, как разные программы по радио — провод один, а программы разные, можно переключаться… а здесь пришел сигнал сразу по всем частотам. И на всех подействовал примерно одинаково.

Именно это так встревожило котов. И так возбудило Бэра. Да почему, черт возьми?..

В очередной раз — есть что-то, что все знают, а я не знаю. Карма у меня такая — не знать того, что знают все.

Подожди. А если все на поверхности? Проклятый землецентризм… как его? Птолемей. Царь, да. Живи один… Это просто удар по эрхшшаа и Свободным. Достаточно вывести их из строя… не насмерть, а вот так — коты спят уже который час, не разбудить… и всему кранты. Кранты новым проектам, кранты обороне, приходите, люди добрые, берите нас голыми руками.

Ешкин кот. И мне пришлось мучиться полчаса, чтобы допереть до такой примитивной истины. То есть тоже, можно сказать, украли мозги…

Он посмотрел на бумагу. На бумаге был изображен косой крест, много-много раз прорисованный. С красивыми завитушками.

Или это буква «X»?

Герцогство Кретчтел, Сайя, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 16-й день лета

— Какого ж черта ты не улетел?!.

— Ты это уже спрашивал, Игорь…

— Да? И ты что, ответил?

— Ответил. Я отправил катер, у ребят было срочное дело.

— Что, еще более срочное?

— Угу.

— Врешь ты все.

— Не все.

— Но все равно врешь.

— Иногда вру. Тебе не вру.

— Вот сейчас врешь.

— Не вру.

— Иди ты.

— Иду.

— Иди.

— На счет «три». Раз… два…

— Три.

— Молодец.

— Никто не видел?

— Если видел, не скажут.

— Да. Молодцы.

— Ты тоже молодец.

— Иди ты.

— Сам иди.

— Иду. Слушай, осталось километра два..

— Два.

— Всего.

— Ага.

— А там поезд. Под парами.

— Это хорошо. Под парами — это хорошо.

— Двадцать шагов — бегом.

— Ага…

— Сердце?

— Все.

— Бегом.

— Бегом…

— Или я тебя понесу.

— На пердячий пар… изойдешь… мозгляк,

— Сам мозгляк. И молчи.

— Молчу…

Долго слышно только пыхтение. Чвак-чвак под ногами, чвак-чвак. В отдалении, впереди и сзади — мягкие, почти кошачьи шаги, но только эти кошки идут — бегут — строем. Кошки вообще-то никогда не ходят строем, но если бы ходили, это слышалось бы именно так: шшух-шшух-шшух…

На поезд они почти натыкаются. Он стоит на разъезде, огни в будке стрелочника погашены, просто пахнет дымом скверного сырого угля. Машинист спит в кабине, его напарник не спит, но вдребезги пьян. Десять минут суеты — и сто двадцать три бойца, которые для простоты называются Второй ротой, и с ними штатская морда Давид Хорунжий (штатская, штатская — шпионы званий не имеют) грузятся в два вполне уютных вагона, паровоз без свистков и прочих камуфлетов трогается с места. Этакий лоезд-лризрак. По идее, он должен через час прибыть в рыбный порт.

На деле путь занимает полтора часа. За это время не случается ничего…

У пирса ждал, расслабленно пуская сизый дым, малый каботажный почтовик. Полоска неба на юго-востоке была цвета персика, а вода, в которой мок лакированный черный корпус, — глубокой темно-зеленой, с невероятными тонкими прожилками золота или янтаря, которые не были видны просто так, их надо было угадывать, настолько они сливались с общим фоном…

Пахло дымом и йодом.

Пожалуй, Кастро и его другу Че посудина подвернулась поменьше — так ведь и людей половина, если не меньше. Однако разместились, как ни парадоксально, достаточно легко: по тридцать человек в двух трюмах — на положенных поперек досках сидеть, в десяти гамаках по очереди спать; в кубрике и каютах — ещё тридцать; оставшиеся — на палубе, причем даже оставалось место, чтобы куда-нибудь пройти, не особо беспокоя лежащих и сидящих. А то, что пожрать горячего можно было только в пять смен, — подумаешь, не такое терпели…

Путь предстоял в четыреста километров. Если по тихой погоде, то получалось чуть поменьше двух суток. Или побольше. Но тоже чуть.

«Стоячая Звезда». Год 468-й династии Сайя, 16-й день лета

— Мне обязательно нужно спросить наших, в чем они имеют нужду, — медленно и раздельно в который раз уже повторил Серегин. Эти двое юсиинь, с которыми он теперь беседовал, вовсе не косили под чапов и даже чапский знали не очень. Хотя, может быть, они притворялись: когда ведешь переговоры, всегда хорошо чем-то владеть лучше, чем демонстрируешь. — С другой стороны, я должен знать хотя бы в общих чертах, что вы можете предложить. Список, список… перечень вещей…

Юсиинь кивнули головами. Они напоминали доживших до сухой старости сиамских близнецов — сидели вплотную друг к другу, говорили одно и то же и были страшно похожи друг на друга. Разве что нельзя было понять, какого они пола: то ли такие жилистые старухи, то ли субтильно-педерастические старички, очень носатые. Тот факт, что на мордах был густо наложенный макияж, ничего не значил: им пользовались все юсиинь. А вот тонкостей, позволявших разобраться, кто перед тобой — не только в смысле половой принадлежности, но и профессии, положения в обществе и прочее, — таких тонкостей Серегин постичь не успел. Поэтому просто постарался запомнить цвета и рисунок белил, румян, теней — чтобы потом рассказать Сантери и выслушать комментарий. Дабы не мешать боссам договариваться, Сантери и Фогман сидели сейчас «в людской» и резались в юсииньскую разновидность нардов.