Агнесс почувствовала, что в ее груди что-то растаяло, но не вскипело, а растеклось теплом — приятным, умиротворяющим, домашним. Разве не об этом она мечтала с того самого момента, когда услышала о Линден-эбби, где живет ее семья? Ее семья. Агнесс нащупала руку мистера Линдена. Она была холодной и жесткой, как мрамор, но даже камень впитывает тепло, если долго его согревать.

«Еще немного, и я положу голову ему на плечо» подумала Агнесс, так ей было уютно.

— А призрак мне даже понравился. Очень колоритный господин.

— Это сэр Илберт де Лэси, владевший здешними землями в начале XII века. Муж его люб… эммм… его давний враг зарезал его прямо в церкви, и с тех пор он бродит по округе и пакостит по мелочам. Но во время полевых работ его невинные шалости перерастают в крупные неприятности. Помню, был один год, когда жнецы вообще опасались на поле выходить.

— А почему вы его тогда не упокоили?

— Мне тогда двенадцати не исполнилось. Зато на следующий год я за него всерьез взялся, — сказал мистер Линден не без самодовольства.

— Но теперь вы его упокоили крепко-накрепко?

— Сомневаюсь. Поплавает, лягушек попугает, а года через три вновь объявится. Его никак не избыть.

— Зато мои призраки уходили насовсем, — поделилась профессиональным опытом Агнесс.

— Потому что твои призраки относятся к другой категории. То были духи, которых что-то удерживало на земле, или те, чьи тела не были преданы христианскому погребению. Между прочим, если я отслужу по ним панихиду, они тоже уберутся с глаз долой, — заметил дядюшка.

Ох уж этот здоровый дух соперничества, подумалось Агнесс. Наверное, со стороны они похожи на двух учителей, обсуждающих достоинства и недостатки разных школьных наказаний.

— Но есть и другие призраки — те, кто скончался во гневе, те, кого к земле приковали кандалы греха, или те, кто не может смириться со своей смертью и мстит живым. Но с ними можно совладать. Например, отхлестав их плетью, покуда не явят свое обличье или не обратятся в животное — в коня, в волка, даже в ворона. Или зажечь свечи и долго читать молитвы, но для этого обычно требуется несколько сильных экзорцистов. Или обхитрить их…

— Обхитрить? — навострила уши Агнесс.

Она вынуждена была признать, что с таким тяжелым кнутом ей не совладать. Скорее уж глаз себе выхлестнет. Но вот одурачить кого-нибудь — это уже другой разговор. Это ей по плечу.

— Обманом уговорить их проникнуть в сосуд, а после закупорить его и выбросить в воду. Сгодится и кувшин, и табакерка, и даже сапог. Или задать им бесконечное задание — плести веревки из песка, носить воду в решете, подсчитывать травинки на лугу. Главное, не считать противника глупее себя. Траву можно скосить, песок — расплавить, решето — выстелить шкурой.

Агнесс слушала внимательно.

— Помимо привидений есть немало других созданий, — дополнила она, вспоминая тварь в воде.

— Есть.

— И не все они столь уж безобидны.

— Не все. Среди них попадаются такие, что, кажется, глубины ада извергли их на землю, устрашившись их мерзости. Среди них… такие попадаются… что…

Прерывисто дыша, он смотрел прямо перед собой, но какие картины пред ним представали? Что за шип вонзался его память, когда он говорил о чудовищах? Быть может, все это как-то связано с третьей дорогой? Про нее Агнесс опасалась ему напоминать. Но как же тогда переключить его внимание, чтобы исчез сухой блеск из глаз и морщина над губой не проступала, как трещины на лицах каменных ангелов?

И Агнесс догадалась.

Ну и тугодумка! Зачем так долго ломать голову? Ответ лежит на поверхности.

Что приносит ему наибольшее удовольствие? Конечно, охота на чудовищ. Когда еще он выглядел таким счастливым? И, в отличие от всех остальных, это удовольствие даже не греховно. Цель его — помочь людям.

Так за чем же дело стало?

— Давайте на них охотиться! — воскликнула Агнесс.

Мистер Линден подался назад, как если бы она наотмашь хлестнула его по лицу или выкрикнула изощренное ругательство.

— Что ты сказала? Повтори.

— Мы могли бы ездить по белому свету и спасать людей от чудовищ. Мы втроем, — вырвалось у нее как-то совсем неожиданно.

— Втроем?

— Я знаю еще кого-то столь же отважного, кого-то, кто выстоит перед любой опасностью…

— И это… Нет! Не говори ничего! Я запрещаю тебе продолжать!

Пошатываясь, мистер Линден подошел к стене, схватившись за нее, чтобы не потерять равновесие, и глухо простонал. Его рука подрагивала от напряжения, а из сдавленных восклицаний Агнесс разобрала лишь то, что какое-то старое проклятие вернулось к нему и уму непостижимым образом она стала причиной этого несчастья. Девушка тоже вскочила, сама уже не зная, что делать дальше — то ли попытаться утешить его, то ли заспорить с ним, потому что у нее и в мыслях ничего дурного не было, неужели он не понимает? Он ведь даже не спросил, кого Агнесс имела в виду! Но ее счастье, которое уже начало казаться таким прочным, вдруг заходило ходуном, словно карточный домик, и непонятно было, за какую из карт хвататься, чтобы удержать его от падения.

Агнесс сделала несколько шагов к дяде, как вдруг повалилась в траву, впрочем, успев выставить перед руки, чтобы не замарать корсаж и кружевной воротничок. В потемках она запнулась о свившийся кольцами кнут. Услышав вскрик, мистер Линден обернулся, судорожно сжимая кулаки, готовый броситься на помощь, и Агнесс успела пожалеть, что с ней не произошло ничего такого, что заслуживало бы сочувствия, а не насмешки. Неторопливой походкой дядя подошел к ней, поднял кнут с отвращением, словно падаль, и отшвырнул в кусты.

— Разве я сказал, что тебе можно выходить из круга?

Агнесс покачала головой.

— Ах, да, — опомнился мистер Линден. — Как это гадко с моей стороны — накричать на тебя в твоем же сне.

— Так это сон?

— Разумеется, — его голос звучал почти сочувственно. — Ты так разволновалась из-за моих дневных придирок, что даже во сне я не оставляю тебя в покое. Такое случается, Агнесс. Помнишь у Шекспира? «А, так с тобой была царица Меб!» Ну, что там дальше? «И так она за ночью ночь катается в мозгу любовников — и снится им любовь». А тебе повезло меньше, дитя мое, тебе приснился скучный старый родственник.

Последняя карта, пошатнувшись, упала с таким грохотом, словно обрушился кромлех в Стоунхедже.

— Не надо, — попросила Агнесс, читая в его взгляде, ровном и ледяном, как просторы Антарктики, что ее мольбы уже ничего не изменят. Она не нужна ему. И никто ему не нужен.

— Ничего, я покину твое сновидение, а ты откроешь глаза и проснешься. Вот прямо сейчас.

Он нетерпеливо хлопнул в ладоши.

6.

Агнесс открыла глаза.