Само собой, достоинство в таком деле отнюдь не главное. Но опять же, легко говорить, когда оно у тебя есть. В смысле, достоинство. Просто сейчас у мужчин его практически не осталось. На сексуальной арене мужчину нынче судят по женским стандартам. Вы можете сколько угодно шипеть, неодобрительно фукать и втягивать воздух сквозь зубы, но так оно и есть. (Да, безусловно, мужчины судят женщин совсем по-иному – смотрят на них свысока, тиранят их, исключают как класс, притесняют, отравляют им жизнь, – однако в вопросах переплетения ног тон задают именно женщины. Так что это «панде» нужно пытаться стать как «вольво», а не наоборот.) Лично я еще ни разу не слышал, чтобы мужчины критиковали женщин за то, что для оргазма тем нужно не меньше четверти часа; а если и критиковали, то делали это без какого-либо высокомерия, эгоцентричности или косвенных обвинений в слабости. Как правило, мужчины сконфуженно сникают, сетуя на то, что, мол, да, такой уж у нее организм; что, мол, ей нужно было от меня лишь одного, а я не смог ей этого дать. Я полное ничтожество и сейчас же уйду – вот только найду второй носок.

По правде сказать, это настолько несправедливо, что граничит с нелепостью. Которая сродни другой нелепости – назвать «фиат-панду» дерьмовой машиной лишь потому, что в ее багажник нельзя впихнуть одежный шкаф. Да, «панду» можно назвать дерьмовой по разным другим причинам – потому что часто ломается, жрет масло или потому, что она едко-зеленая, а через все заднее стекло намалевано патетическое слово «турбо», – но ее не назовешь дерьмовой в силу од-ной-единственной характеристики, ради которой эту машину и создавали, – ее миниатюрности. Точно так же, как и «вольво». Разве можно сказать, что эта тачка – дерьмо, раз она не в состоянии протиснуться под шлагбаумом на стоянке возле универсама и дать тебе улизнуть, не заплатив за парковку?

Если хотите, сожгите меня на костре инквизиции, но я все равно не откажусь от убеждения, что две эти машины – просто разные, вот и все. Созданные делать разные вещи, на разных скоростях и на разных типах дорог. Они просто разные. Неодинаковые. Их нельзя сравнивать.

Вот, теперь я сказал, что хотел. И мне ничуть не лучше.

Мы с Латифой занимались любовью дважды перед завтраком и еще разок – после, и часам к десяти мне даже удалось припомнить «жженую умбру», что в сумме составило тридцать одно название – мой личный рекорд.

– Сиско, скажи мне одну вещь?

– Конечно, Рик. Валяй.

Скользнув по мне взглядом, он потянулся к приборной панели и вдавил прикуриватель.

Я задумался на минутку. На долгую, тормозную, миннесотскую минутку.

– Откуда берутся бабки?

Прежде чем он ответил, мы успели проехать пару километров.

Мы сидели в его «альфа-ромео» – только он и я, – отматывая километры Солнечной автострады, соединяющей Марсель с Парижем. И если он еще хоть раз поставит «Рожденного в США», я запросто могу сблевануть.

С момента покушения на Дёрка Ван дер Хоу прошло уже три дня, и «Меч правосудия» чувствовал себя практически неуязвимым: газеты о нас позабыли, а полиция до сих пор чесала свои компьютеризированные, сведения-собирающие головы, при полном отсутствии каких-либо зацепок.

– Откуда берутся бабки, – повторил наконец Франциско, барабаня пальцами по рулевому колесу.

– Да.

За окошком гудело и жужжало шоссе. Широкое, прямое, французское.

– Зачем тебе?

Я пожал плечами:

– Да так… просто… думаю.

Он расхохотался, словно какой-нибудь сумасшедший рок-н-ролльщик:

– А ты не думай, Рикки, дружище. Ты просто делай свое дело. У тебя это хорошо получается. Вот и продолжай в том же духе.

Я тоже рассмеялся, потому что так Франциско заставлял меня почувствовать себя лучше. Будь он дюймов на шесть повыше, он точно взъерошил бы мне волосы на манер доброго старшего братца.

– Ага. Только я все равно думал…

Я замолчал. Следующие секунд тридцать мы сидели, чуть выпрямившись, пока мимо не промчался полицейский «пежо». Франциско слегка отпустил газ и поехал помедленнее.

– Я думал… ну, типа, когда расплачивался в гостинице… и я подумал, это же большие бабки… ну, нас, типа, шестеро… гостиницы там и все такое… билеты на самолет… куча денег. И я подумал… типа, откуда у нас бабки? Ну, кто-то же за нас платит, так?

Франциско великодушно кивнул, словно помогал мне разрешить трудную проблему с подружкой:

– Конечно, Рикки. Кто-то за нас платит. Кто-то всегда должен платить.

– Во! Я так и думал. Кто-то должен платить. Ну, я, типа, и подумал… в смысле… кто?

Какое-то время он смотрел вперед, а затем медленно повернул голову и взглянул на меня. Долгим взглядом. Таким долгим, что мне пришлось все время отвлекаться на дорогу, чтобы убедиться, что мы сейчас не врежемся в колонну фур-дальнобоев.

А в перерывах еще и успевать глупо хлопать глазами под его пронизывающим взглядом. «Рикки не опасен, – сигнализировал я. – Рикки – честный солдат. Рикки – наивная душа, он просто хочет знать, кто платит ему зарплату. Рикки не представляет, не представлял и никогда не будет представлять никакой угрозы».

Я нервно хихикнул:

– Ты не хочешь посмотреть на дорогу? В смысле, типа… ну, ты знаешь.

На миг Франциско закусил губу, а затем вдруг засмеялся и перевел взгляд на шоссе.

– Помнишь Грега? – спросил он немного нараспев.

Я сморщил лоб. Очень старательно. Рикки не помнит почти ничего, что происходило больше чем несколько часов назад.

– Грег, – повторил он еще раз. – У которого «порш». Тот, что с сигарами. Он еще фоткал тебя на паспорт.

Я выждал еще немного, а затем энергично закивал:

– Грег, точно, помню. У него «порш».

Франциско улыбнулся. Возможно, подумал: «Какая разница, что я ему тут наговорю? Он же все равно забудет это раньше, чем мы доберемся до Парижа».

– Точно. Так вот, этот Грег – очень толковый мужик.

– Да? – удивился я, словно для меня это было что-то новенькое.

– Еще какой. Реально толковый. Толковый мужик с бабками. И не только.

Я снова задумался:

– А по мне – так он полный придурок. Франциско удивленно взглянул на меня, но тут же заржал как лошадь и забарабанил по рулю кулаком.

– Точно, придурок, – орал он. – Придурок долбанутый!

Я заржал вместе с ним, сияя от гордости, что смог рассмешить моего командира. Угомонились мы не сразу. Отсмеявшись, Франциско даже вырубил наконец Брюса Спрингстина. Я чуть не расцеловал его за это.

– Грег работает в паре с еще одним мальцом. – Лицо Франциско вдруг посерьезнело. – Из Цюриха. Они типа финансистов. Крутят бабки, заключают сделки, проворачивают крупные дела. Разные дела. Врубаешься? – Он посмотрел на меня, и я послушно сдвинул брови, демонстрируя работу мысли. Похоже, именно это ему и требовалось. – Ладно, проехали. Короче. Грегу звонят. Потом приходят деньги. И делай с ними чего хочешь. Хочешь – в банк клади, не хочешь – трать. По фиг.