— Вы еще здесь? — продолжал настырный Петренко. — Там, на рукоятке, свастика, вы заметили? Это эсэсовский нож, он очень характерный. Очень толстое лезвие, заметили?

— Да.

Грохнул пистолетный выстрел, и Железняк злорадно захохотал. В ответ снова заработал пулемет, да так, что оконная рама повалилась внутрь.

— Он что, так и будет садить, пока домик не снесет? — возмутился участковый. — Может, у них и «стингеры» есть?

— И самое главное, — не унимался опер. — Этот нож фигурировал уже в нескольких делах. Он оставляет очень характерные следы. И удар всегда был один и тот же, сзади под лопатку. Несколько убойных дел висело на этом ноже. Вы меня слышите?

— Железняк, попал?

— Спрашиваешь!

— Шмальни еще пару раз, отвлеки урода.

— А если «стингеры»?

— Гранцов, подождите, самое главное! — заторопился Петренко. — С меня бутылка! Этот покойник со своим тесаком в печени, его пальчики у нас в картотеке…

Но Гранцов уже не слушал. Он снял куртку, завернул в нее автомат и пополз вперед. Скоро он оказался в жидкой грязи, которой была заполнена канава, и полз по ней, стараясь не плескать. Он услышал пистолетный хлопок и ответную очередь. Потом рванула граната, и он застыл — но тут же снова хлопнул «макар», и он погреб дальше. Так он смог подобраться к сараю со стороны леса.

Колючая проволока над подкопом была перекушена и безвольно свисала с опор. Дверь в сарай была распахнута.

Гранцов бесшумно проскользнул внутрь, прижался к стене и замер, напряженно прислушиваясь. Он даже глаза прикрыл, чтобы лучше слышать. Но в сарае стояла мертвая тишина.

Он прикинул, где там, на чердаке, лежит у окна пулеметчик, и поднял автомат. Доски перекрытия пуля прошьет легко, но Гранцов не хотел стрелять вслепую. А если там уже никого нет?

Внимательно вглядываясь в эти доски, он вдруг заметил, что из щели между ними что-то капает. Капли летели вниз, вспыхивая на миг в луче света, и вспышка была красной.

На полу уже появилась лужица — и это была кровь.

Он не стал подниматься на чердак по лестнице. Забравшись по бревнам вдоль стены, он ухватился за балку, подтянулся, и, затаив дыхание, осторожно выглянул через пролом.

Пулеметчик так и остался лежать у пулемета, и сигарета еще дымилась на полу. Но рядом застыл низкорослый толстячок с каракулевым затылком, бесшумно вытирая длинный нож об куртку зарезанного бандита.

Толстячок был в черном трикотажном костюме и кедах. Над резинкой штанов нависал животик, идеально круглый, словно глобус. Типичный любитель утренних пробежек.

Он ловко опустил клинок в незаметные ножны над щиколоткой и повернулся.

— Спасибо, Марсель, — постарался сказать как можно спокойнее Гранцов.

Керимовские собаки не трогали лежащих. Поэтому никто не пострадал, когда они гоняли по базе последних бандитов. Кто-то попытался отстреливаться, но очень трудно попасть в набегающего волкодава, особенно когда он несется на стрелка и при этом даже не рычит, а молча роняет слюну и облизывается. Керимов с трудом смог утихомирить псов и запереть их в загоне, тем самым сохранив для Железняка хотя бы двоих задержанных, способных дать показания.

— Извини, что опоздали, — сказал Поддубнов.

— Вы не опоздали, — ответил Гранцов.

Добросклонов подбежал к озеру, упал на колени и долго пил, зачерпывая воду ладонями. Да так и остался сидеть на песке.

— Воспаление, — сказал седой армянин, осмотрев его раны. — В городе есть один доктор, я записку дам, он поможет. Он нам всегда помогает в таких случаях. Надо быстро ехать. Совсем быстро.

— У нас тоже есть доктор, — сказал Гранцов, разглядев белый халат среди бродящих вокруг людей. — Регина! Регина Казимировна, подойдите, пожалуйста!

Она, запыхавшись от быстрой ходьбы, остановилась рядом с ним и оперлась о его плечо. Другой рукой Регина прижимала к себе охапку измятых простыней.

— Извини, у меня еще трое тяжелых с пулевыми, два шока, еще и с минно-взрывными разобраться надо. Что тут у вас? Игорь?

— Ничего, ничего, — замахал руками Гошка. — Сами, сами…

— Трое тяжелых? — переспросил Вадим. — Ты про бандитов?

— Сейчас они просто раненые. Тяжело раненые. Ну, если сами, то я побежала?

Он вдруг подумал, что должен ей что-то сказать. Что-то хорошее. Подумал, что они могли бы хотя бы обняться на радостях. Все-таки живы остались, да и придурков спасли.

Он очень хотел сказать ей что-то теплое и сердечное, но губы не слушались его. Надо радоваться и веселиться, а она вместо этого уже носится со своими «больными». Понятно, доктор делает свое дело.

— Стой! — он еле успел ухватить ее за халат. — Ты помнишь, о чем мы договорились?

— Да-да. Надо вызвать скорую. И не одну. Здесь никаких условий. Ну что ты на меня так смотришь? Да, я же сказала, да. Я все помню, — она провела пальцем по его бровям. — Не надо хмуриться, товарищ майор. Что у тебя с глазами?

— Ничего.

— Такие красные, и ничего? Ты не ранен?

— Ничего, — повторил он. — Иди к больным.

— Мне страшно на тебя смотреть, — тихо сказала она. — Что с тобой?

— Да ничего, — снова повторил он, и она обиженно отвернулась.

Гранцов спустился в колодец и тут же выбрался оттуда с автоматом и своими сапогами в руках.

— Борис Макарыч, за старшего остаешься, — распорядился он, переобуваясь. — Там, в туннеле, еще один из этой компании. Разберитесь с ним. Я возьму «ситроен», не возражаешь?

— Возражаю, — ответил Поддубнов, становясь на его пути. — Ты куда это, майор? Все кончено, уймись.

— Нет, не все.

Вадим увернулся от его рук и быстро зашагал к гаражу. Поддубнов побежал за ним, на ходу отдавая команды:

— Керимыч, Маро, пленный в колодце! Помогите Железняку, а я скоро вернусь!

Он первым добежал до своего «ситроена» и уселся за руль.

— Куда нам?

— На трассу. К финскому кладбищу, — ответил Вадим, укрывая ватником автомат на задней полке.

— Кто там?

— Ежик.

— Понятно. Давно уехал?

— Полчаса.

— Догоним по просеке, — кивнул Поддубнов. — Держись, майор.

«Ситроен» зарычал, приподнимаясь над дорогой.

— По просеке мы его догоним и перегоним, — приговаривал старшина. — С таким клиренсом мы не только Ежика, мы черта лысого догоним.

Вадим не рассчитывал на помощника, но спорить с мичманом было некогда, да и бессмысленно. Он уже решил, что высадится, не доезжая кладбища, и дальше двинется один. Успеем. По времени все сходится. Ежик будет ждать денег, а деньги привезут не раньше, чем в полдень. Если, конечно, Институт не воспользуется вертолетом.