– Я знаю, – угрюмо ответил палач и после недолгого молчания продолжил:

– И вот что еще я заметил. И догадкам моим нашел подтверждение в этой хронике. Хорошо, что мы с Патриком прочли почти все книги в архиве.

– Что еще? – Настроение Венцеля Марцела заметно испортилось.

– Этот «священный огонь» часто называют «антоновым», так как в аббатстве Сент-Антуан-ан-Вьеннуа находились привезенные из Константинополя мощи святого Антония. Вера в них излечивала пострадавших от этого огня. При аббатстве был госпиталь. Большой госпиталь. Его основателем был знаменитый проповедник Фульк из Нейи, который начал с того, что метал громы и молнии против ростовщиков, скупающих продовольствие в голодное время, а кончил проповедью крестового похода. Активными участниками этого похода как раз и были в основном бедняки из тех мест, где свирепствовал «священный огонь». Они легко поддались на призыв идти в далекие земли. При этом у них был огромный прилив религиозного сознания…

– Речь идет о делах Церкви, палач. Вряд ли тебе нужно вмешиваться в это. И мой совет – никогда и никому об этом не говори.

– И не скажу. Только еще добавлю, что у многих этих больных были видения и судороги тела. То же самое я несколько раз наблюдал и с нашими флагеллантами.

– От ежедневной плети еще и не так задергаешься, – горько усмехнулся Венцель Марцел.

Палач медленно встал и, чуть повысив голос, сказал:

– И последнее. На лицах некоторых братьев и по большей части у сестер Христа я увидел признаки еще одной болезни, за которую по уставу города следует изгнать за пределы стен и не допускать под страхом смерти. Если священник и супериор позволят мне осмотреть этих людей, я буду более уверен в своих догадках.

Венцель Марцел поднялся и вытер капельки пота. Его утреннее замечательное настроение как рукой сняло, а в душу начала вползать все возрастающая тревога.

«Этот палач не иначе, как слуга демонов. Прав отец Вельгус. Это же надо так испортить один из лучших дней жизни», – с досадой подумал Венцель Марцел и, даже не попрощавшись, вышел из архива.

Для встречи славного рыцаря Гюстева фон Бирка бюргермейстер не пожалел двенадцати серебряных грошей. К тому же он сам встречал молодого барона у городских ворот. Тот, как и извещал в короткой записке с множеством ошибок, прибыл в полуденный час.

Рыцарь был одет в ярко-голубой камзол, расшитый серебром, и того же цвета короткий плащ. Под ним резвился тонконогий гнедой жеребец, покрытый алой бархатной попоной. Его богато украшенная золоченая сбруя отсвечивала на солнце. За рыцарем следовали два конных оруженосца. Первый высоко держал рыцарский вымпел своего хозяина. Второй вел боевого рыцарского коня, на котором едва уместились доспехи и оружие молодого барона.

Едва Гюстев фон Бирк приблизился к бюргермейстеру, тот тронул своего коня и поравнялся с рыцарем.

– Я, бюргермейстер города Витинбурга, и все добрые горожане рады приветствовать нашего большого друга и спасителя, славного рыцаря Гюстева фон Бирка.

После этих слов нанятые Венцелем Марцелом молодые девушки, стоявшие на башне, стали бросать на всадников первые полевые цветы и листья дуба.

«Эх, еще бы народу. Но мои добрые горожане, добра не помнящие, просто так не выйдут навстречу рыцарю. Ах, эта вечная вражда горожан и рыцарей. А могли бы в память о спасении города от разбойников хотя бы собраться у городских ворот. Но…» – Венцель Марцел прикусил губу.

Все ж таки жители Витинбурга – люди занятые. У них сейчас много заказов. Город переполнен купцами, селянами и бюргерами из соседних городов, которых привели сюда как дела, так и личные заботы. Но почти все они пытались то ли любопытства ради, то ли ради учения, а скорее всего, от зависти пробраться на лесопильню, дабы увидеть удивительную машину. Машину Венцеля Марцела!

Бюргермейстер уже подумывал о том, чтобы брать с них хотя бы маленькую монетку. Однако после тяжелых раздумий отказался от этого. Кто знает, не найдется ли среди любопытствующих великий мастер, который, уяснив, что и как, возьмет и построит у себя что-то подобное. Тогда лесопильни расползутся по миру и жизнь Венцеля Марцела омрачится до конца его дней.

Обменявшись приветствиями, Венцель Марцел и молодой рыцарь стремя в стремя въехали в город.

Улицы, к досаде бюргермейстера, были пустынны, а случайные прохожие со скучающим видом рассматривали богатое убранство рыцарского коня. Немного оживления привносили в эту встречу с рыцарем все те же нанятые девушки, которые через каждые два дома высовывались из окон второго этажа и, прокричав что-то невразумительное, бросали под копыта коней цветы и дубовые листья.

Зря все это затеял Венцель Марцел. Ведь знал, что его строптивый народ, памятуя об осадах города рыцарскими отрядами, не выйдет приветствовать подобного тем, кто держал их Витинбург по нескольку месяцев в голоде и страхе. Да, это было давно, но все же было. Однако же и не поприветствовать молодого рыцаря было нельзя. Ведь пути Господни неисповедимы. А если еще придется прибегнуть к помощи рыцаря и его конного отряда? Зачем бегать к другому, если этот испытан и еще достаточно молод, чтобы покрывать рыцарские доспехи ржавчиной корысти и личной выгоды.

«Лучше бы он не пригодился. Но…» – Венцель Марцел украдкой перекрестился и, повернувшись к фон Бирку, широко улыбнулся.

– Радостные ли причины привели нашего героя в Витинбург?

Рыцарь потрогал рукой свою отросшую с прошлого года бороду, что совсем не шла его молодому лицу, и печально посмотрел на бюргермейстера.

– Мое путешествие началось приятно, ибо цель его была в высшей степени радостна и желанна. Но… Пять лет назад мой отец, храбрый рыцарь Аргольц фон Бирк, обручил меня с третьей дочерью своего верного друга, графа Вюртембергского. Каждый год граф посылал мне нарисованный облик своей дочери Иммы. И с каждым годом ее лицо становилось все краше и краше…

Венцель Марцел неуверенно прокашлялся, вспоминая умелые руки заезжавших в его город живописцев, но не посмел перебить Гюстева.

– В этом году должна состояться наша свадьба. Ведь Имме исполнилось семнадцать лет. Для девушки благородного рода это важный возраст. Ей пора стать замужней дамой. Да и отец мой настаивает. Он очень постарел. Ему хочется взять на руки внука, а не держать в них меч. Старость, что поделаешь. К тому же граф за дочь дает приличный кусок земли и, хотя и старый, но большой замок. А к нему еще пятьдесят всадников. Все это мне сейчас очень нужно. Английский король взял Кале. В этом году я решил воевать на стороне французского короля. Если он не струсил и еще не заключил перемирие. А дальше посмотрим. Ага! Я помню твой дом, бюргермейстер.

– А в доме нас ждет прекрасный обед и сладкое вино, – пытаясь сохранить на лице улыбку, промолвил Венцель Марцел.

Оставив коней на попечение оруженосцев рыцаря и на специально нанятого слугу, бюргермейстер поклонился и пригласил гостя в дом.