Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это растворено в пространстве и вечности – маленькая жизнь маленького человека. Но – это наши жизни. И жизни ваших героев.
И я вместе с ними снова дышала. Я снова жила.
А вы говорите.
А потом мне встретился человек. Нет, ничего плохого! Просто это было не то, ради чего стоило ломать очень крепкие копья.
Меня мучило то, что он врет. И то, что я оказалась в ловушке сладкого, но густого и вязкого обмана. Мы были вместе довольно долго, почти три года. Только стала ли я от этого лучше? Навряд ли. А потом я ушла и снова долго приходила в себя. Только не от любви или от горя – я приходила в себя от вранья.
Ну а сейчас меня позвали замуж. Да, представьте себе – в мои-то годы и – замуж! Мне хорошо за сорок, а я снова невеста! Позвал человек хороший и положительный – вот как мне повезло. С дамами моего возраста такое бывает не часто.
Я повторяю судьбу вашей Алки из «Времени для счастья».
Только она об этом мечтала, а я не знаю, если честно. Не знаю. Я все понимаю – возраст. Надо брать то, что есть, что дают. Нет-нет, не подумайте – ничего плохого! Только радости нет, одни тревога и страх. Может, это нормально?
Вы говорите о своих ошибках, а у кого их нет? Господи, да покажите мне этого человека! И я твердо уверена в одном – ваши «подлости» вами сильно преувеличены. Ну не может такой человек, как вы, совершить откровенную, безусловную подлость! Человек интеллигентный, думающий и страдающий всегда готов преувеличить, нежели приуменьшить. Оправдать другого, но не себя.
А то, что вы не общаетесь с детьми… Так это же можно исправить, верно? Уверена – можно. И снова простите, что вторгаюсь в такую личную, даже интимную сферу. Значит, так распорядилась жизнь, поставив вас в такие условия. Ведь самое главное – если есть шанс, возможность что-то успеть и исправить!
А обиды ваших бывших женщин… А как они хотели? Наверняка жить рядом с талантливым человеком – огромная сложность.
Ваша мама… Да, здесь уже ничего не исправить, увы. Но думаю и даже уверена, что вы давно отмолили свой грех и попросили прощения. И ваша мама простила вас. Мамы всегда прощают детей. И повторю в сотый раз – не мучайте себя! Ну не может человек, написавший такие книги, помогающий людям так, как не может помочь самый лучший психолог, быть плохим.
Будьте великодушны и не сердитесь на меня, прошу вас!
И еще мне кажется – снова простите, – что если не получается, если через силу, то, может быть, это знак? Не надо, нужны перерыв, смена декораций?
Не знаю – мне трудно судить. Да и, наверное, я не имею на это права…
Да! Вы спросили меня про мои музыкальные пристрастия – знаете, я люблю Листа и Шуберта. Конечно, Чайковского! А если про современников, то это Эннио Морриконе. Помните лейтмотив «Однажды в Америке»? Я всегда плачу, когда слышу. Мне кажется, это лучшая мелодия современности. Почему – объяснить не могу. Разве можно объяснить любовь?
А если о живописи – вот тут просто – я страстная поклонница Климта и Мухи, Врубеля и Бердслея. Мне нравятся изломанность линий и грациозность силуэтов. Томная, пленительная, изнеженная, загадочная и прозрачная пастельность женщин эпохи модерна и арт-нуво.
Вы, конечно, помните климтовский «Поцелуй»! А ведь не все замечают, что она стоит перед ним на коленях! Но она поклоняется не ему – она поклоняется любви!
И сине-голубая «сказочность» Врубеля…
Я страстно люблю стихи, как восьмиклассница. На прикроватной тумбочке со мной всегда Пастернак, Ахматова, Пушкин.
А если о прозе жизни, то я страшная кофеманка! И еще пожирательница кислых и твердых яблок! Запах антоновки меня сводит с ума!
Ой, это, кажется, лишнее. Зачем вам все это знать? Глупость какая-то.
Простите.
По-прежнему ваша преданная и верная поклонница, с уважением и любовью,
Марина Сторожева
Я выдохнула и почувствовала, как сильно устала.
Глянула на часы – ого, время! Надо сходить в магазин, перебрать шкаф – освободить место Нике. Да и вообще у меня куча дел.
Надо позвонить Геннадию. Хватит дуться, мы же не дети. Нужен конструктивный и серьезный разговор – необходимо расставить все по местам. С обид и претензий семейную жизнь не начинают. Я взрослая женщина, и мне давно надо смириться с тем, что идеальных людей не бывает.
Кроме моего Сережи. Но его давно нет.
И я набрала номер Геннадия.
Я съездил на рынок, купил мясо и овощи. Моя жена обожает «мужскую» пищу: шашлык, соленые помидоры, острую корейскую капусту. Фруктов и сладостей она не признает. Никаких бабских глупостей и сантиментов в виде шоколадки или мороженого. Она вообще не признает сантименты, моя жена. Говорит – хватит в семье такого одного.
Интересно, что она вкладывает в это слово?
Кстати, когда я начинал страдать по поводу того, что не общаюсь с дочерью, она всегда оправдывала меня: дескать виновата Нина, Наташина мать. Это она устраивала свою жизнь, в которой ты точно был лишним.
Но разве это так? Разве Нина не давала мне видеться с дочерью?
Про Дашу Галка тоже была в курсе – ну здесь она вообще веселилась. Да мало ли что в жизни было, Ковалев? Мало кто с кем переспал по молодости? А теперь за всех отвечать? Ты вообще-то уверен, что эта несчастная родила от тебя?
Я был уверен. Но подхихикнул своей жене. Да кто ж его знает?
Знал я. И этого было вполне достаточно.
Сто лет назад, когда у меня все еще было паршиво, я встретил Веру Семеновну, мою математичку из сельской школы. Конечно, случайно.
– Ковалев! Ты, что ли? – услышал я резкий вопль и тут же получил тычок в спину.
Я обернулся. Передо мной стояла Вера Семеновна, жадно шаря по мне глазами.
– Да… – разочарованно протянула она. – Ну и видок у тебя, Ковалев! Что, не сложилось?
Я равнодушно пожал плечами. Это и вправду были отвратные дни. Накануне я здорово выпил, в очередной раз поругался с матерью и в очередной раз на жизнь смотрел с отвращением.
– А я вот в город за покупками! – довольно сообщила она. – У дочери свадьба!
– Поздравляю, – кисло ответил я, мечтая об одном – побыстрее свалить.
Вера смотрела на меня с сожалением и даже с жалостью, но, думаю, мой вид доставил ей удовольствие.
– Эх, Ковалев, – вздохнула она. – У Дашки то ни разу не появился! А девочка у нее хорошая, между прочим! И на тебя, дурака, похожа!
Я молчал как пришибленный, пытаясь осмыслить, переварить ее слова.
