Я удивленно моргнула и переспросила:

— Что сказать?!

— Имя. — В голосе какие-то рычащие нотки. — Свое имя, Киран!

— Я не могла, — честно призналась ему, — правда не могла, мама…

— Твоей матери достаточно было попросить о защите правящего клана! — И речь такая жесткая, отрывистая. — Да, Киара является собственностью воина Агарна, но ты… ты по праву рождения принадлежишь правящему клану, то есть мне!

И вот тут я обиделась и воинственно спросила:

— А ты не думал, что меньше всего на свете мне хочется кому-то принадлежать? И моя мама об этом знает, кстати!

— Твоя мать… — Ему очень повезло, что ничего плохого про маму не сказал, но, как оказалось, я рано радовалась. — Твоя мать едва не поставила под удар весь Иристан, Кира. Твоя мать…

— Маму не трогай! — прошипела я.

Руки на груди скрестились сами собой. Эран полностью повторил этот мой жест полной боевой готовности к моральному подавлению врага и тут же испортил весь эффект, насмешливо выдав:

— Если это угрожает целостности моего дворца, то не буду, конечно.

Челюсть отпала сама собой.

Не дожидаясь, пока ко мне вернется дар речи, Эран спокойно сказал:

— Давай спать.

Молча вылезла из постели, молча подошла к окну, повернувшись собственно к воину пусть будет спиной, и гневно заявила:

— У меня самая лучшая мама в мире! Она умная, добрая, сильная, смелая и меня воспитала просто замечательно.

— Нелегальные гонки тому пример, — задумчиво пробормотал Эран.

Стремительно повернулась к нему, готовая начать боевые действия, но воин лишь усмехнулся и миролюбиво предложил:

— Я больше не буду касаться темы твоей матери, понимаю, что как ее дочь ты имеешь право на субъективное мнение.

И все, на этом тема была закрыта, и меня это почему-то вполне устроило бы, если бы не одно «но»:

— Почему почти все воины Иристана не любят мою маму?

— Мне сложно ответить, не затронув твои дочерние чувства, — дипломатично ответили мне. — И ложись, пожалуйста, замерзнешь.

И действительно, здесь климат явно попрохладнее того, что в хассарате Айгора. Но и вот так вот послушно ложиться я не собиралась. Между прочим, за маму обидно. Я и обиделась. Действительно обиделась.

— Я мало знаю о твоей матери, но, если судить по дочери, могу предположить, что у меня неверная информация.

— Мама у меня замечательная, — зло сказала я, — а у тебя точно неверная информация.

Тяжелый вздох, после чего воин поднялся, подошел, меня каким-то совсем неуловимым движением подхватили на руки и потащили в постель. Сопротивляться и вопить я не решилась, памятуя о том, что как бы желание я проиграла, причем позорно.

Эран подошел к постели, осторожно уложил меня на спинку… и началось!

А что началось? Не знаю как у кого, а у меня кажется, началась революция… гормональная. И самое приятное, что у него она тоже начинается… И закрыв глаза, я приготовилась, уже предвкушая то, что собственно начинается, и старательно отбрыкиваясь от доводов здравого разума… Не до него сейчас, тут гормоны бунтуют… Но ничего не происходило.

Приоткрыла глаза, из-под полуопущенных ресниц взглянула на воина. Стоит.

— Чего стоим, кого ждем? — ни капельки не наглея, спросила я.

И снова глаза закрыла, а то когда я на него смотрю, на глазах глупею. Хотя куда уж дальше?

Полежала… жду. В ответ тишина и никаких непристойных действий. Он что, издевается?!

Открыла глаза, вздрогнула под его синим немигающим взором. Эран так и стоял надо мной, согнувшись, руки сжаты в кулаки и опираются о постель по обе стороны от меня, на лице застыло какое-то каменное выражение, а все мускулы напряжены до предела. И вот я смотрю на него, он на меня… гормоны торжествуют полную победу над разумом, и вдруг воин произносит:

— Киран МакВаррас, ты примешь дар моей жизни?

Нормально, да? Так и потянуло сказать: «Мужик,

секс еще не повод для знакомства», но я почему-то промолчала… Наверное, потому, что гормоны и над моей ехидностью одержали полную и безоговорочную победу и сейчас я была совершенно беззащитна перед желанием собственного тела. Однако было внутри меня нечто такое, что даже в абсолютно пьяном состоянии заставляло дойти домой, или до общежития. И вот это что-то, всегда сохраняющее остатки разума, заставило взять себя в руки.

Тяжело вздохнув, я откровенно спросила:

— Это что, предложение стать единственной?

Он нагнулся чуть сильнее и выдохнул:

— Да…

От этого его «да» у меня дыхание перехватило… И все это мускулистое великолепие так близко и… И-и-и… и, в общем:

— Я не могу сейчас ответить, — честно призналась этому последнему с конца.

Вопрос последовал незамедлительно:

— Почему?

И мне даже ответить пришлось:

— Понимаешь… я сейчас плохо соображаю, если быть откровенной.

Кстати, я реально была откровенной. А вот он настойчивым!

— Почему?

Да атом нестабильный. Почему-почему…

— Потому что ты на меня давишь! — грубовато ответила я.

Воин чуть нахмурился, еще раз окинул меня взглядом, наверное, чтобы самому удостовериться в ложности моего обвинения, ибо он меня в данный момент даже пальцем не касался. После чего последовал резонный вопрос:

— Чем?

— Что «чем»? — не сообразила я.

— Давлю! — пояснил Эран.

Распахнув глаза пошире, удивленно взглянула на него и объяснила:

— Авторитетом!

Усмешка. Не особо веселая, скорее насмешливая, и насмехался он скорее над собой. Выпрямился, перестав нависать, но тем не менее не перестав давить всей своей массивной фигурой, и так и стоял… молча. Я себя даже виноватой почувствовала. А когда я себя чувствую виноватой, мне как-то не по себе. А когда мне не по себе, я наглею. А когда я наглею…

— Эран, — ну теперь не только он мое имя знает, — а чем мне грозит тот факт, что ты меня забрал по праву сильнейшего?

Ну, я ж говорю, что когда я наглею, то я наглею.

Но он тоже, потому что его ответом было:

— Хороший вопрос.

Воин выпрямился, развернулся и ушел в ванную. Пришлось и оттуда его дожидаться. Но едва Эран вернулся, просто лег рядом, укрыл нас обоих одеялом. И мы просто лежали вдвоем на одной постели, даже не касаясь друг друга — он, почитывая то самое устройство, и я… молча рядом. Наглость, да?

Пролежав так минут десять, я не выдержала: