К немалому удивлению Самсона, его голос звучал чисто, звонко, на зависть любому из молодых.

– Да, так и есть.

– Входи же… входи, садись к огню. У меня есть, что тебе показать.

К ферме Абиты Уоллес, сопровождаемый сыном, Исааком, и Анселем Фитчем, подошел через лес. Близился полдень. Окрестные заросли звенели от птичьих трелей и жужжания насекомых. Вопреки начавшемуся октябрю, удушливая, парная жара все никак не спадала; неподвижный, отяжелевший от влаги воздух казался густым, будто патока.

На опушке, чуть выше фермы, все трое остановились. Идти пришлось долго; одежда Уоллеса промокла от пота насквозь, пулевая рана в бедре отчаянно ныла.

– Что нам высматривать-то? – спросил Исаак.

– Увидишь – сразу поймешь, – заверил его Ансель. – Любой необычный поступок, который мы сможем втроем засвидетельствовать под присягой. Судье Уотсону любая странность, любое чудачество подойдет.

«Уж это точно», – подумал Уоллес. С судьей и с лордом Мэнсфилдом он переговорил загодя и наверняка знал: любой зацепки будет довольно.

Абиту они застали за возведением нового хлева для домашней живности, прибивающей доски к столбу опоры: дикие космы распущены по плечам, ни башмаков, ни корсета, наготу прикрывает только свободная блуза, передник да нижняя юбка. Зашнуровать ворот блузы она не потрудилась, выставив напоказ ключицы. Взмокшее от пота тонкое полотно липло к коже. Глядя на ее небольшие груди, колышущиеся за работой из стороны в сторону, Уоллес вскоре почувствовал знакомое шевеление в паху.

«Ну вот, – подумал Уоллес. – Сам Дьявол искушает меня ее прелестями!»

Покосившись на Анселя с Исааком, он обнаружил, что и на них увиденное действует в точности так же: Исаак покраснел от смущения, а Ансель разве что слюну не пустил.

– Видали, как игриво вырядилась? – спросил Уоллес.

Ансель, не сводя глаз с Абиты, кивнул.

– Да уж, стыда перед Господом в ней ни на грош!

Расположившись так, чтоб хорошо видеть всю ферму, все трое принялись зорко следить за Абитой, но вот прошел час, а за ним и другой, и мало-помалу Уоллес начал всерьез беспокоиться, не зря ли они тащились в такую даль. Ансель, усевшись на землю и привалившись спиною к дереву, прикрыл глаза, Исаак, отыскав местечко поудобнее, тоже то и дело клевал носом, но Уоллес не сдавался. Опершись плечом о ствол толстого клена, он наблюдал за каждым шагом Абиты, точно стервятник.

Вдруг ему показалось, что сбоку, у нижнего края поля, появился кто-то еще, но, обернувшись и приглядевшись внимательно, Уоллес не обнаружил вокруг ни души.

«Эдвард? Эдвард, это ты? Если так, покойся с миром, братишка. Я не позволю этой изворотливой бабе оттягать у нас папину ферму».

Отложив молоток, Абита направилась к колодцу, долго пила из ведра, а после уселась в тени, на крыльце, подняла со ступеней непонятный предмет наподобие небольшого обруча и принялась вплетать в обруч цветы вперемешку с еще какими-то пустяковинами.

Уоллес насторожился, сощурился.

«Что это у нее?»

Сердце в груди застучало быстрее.

– Глянь-ка, – шепнул он, толкнув в плечо Анселя. – Гляди. Чем она там занята?

Ансель с Исааком поднялись на ноги.

– Венок из цветов плетет, всего-то и дела, – сказал Исаак.

– Нет, – возразил Ансель, – не просто венок – талисман… может, даже корону языческую.

Горбатый, одноглазый кот Абиты, выбравшись из-под крыльца, взглянул на хозяйку и замяукал.

– Ишь, экую страхолюдину себе завела, – заметил Уоллес.

– А может, она неспроста его в доме держит?

– Как это «неспроста»?

– Может, это вовсе не кот, а ее фамильяр?

– Фамильяр? – переспросил Уоллес. – А что это?

– Нечистый дух, пособляющий ведьмам… бес или демон, посланный Сатаной ей в помощники. Этим и облик увечный вполне можно объяснить.

Рыжий кот, подойдя к Абите, уселся с ней рядом, тронул лапой соломинку, торчащую из венка.

– Глядите, глядите, – оживился Ансель. – Видали? Эта тварь… помогает ей!

– Вижу, – побледнев от ужаса, подтвердил Исаак.

– Ансель, как по-твоему, – спросил Уоллес, – венка этого хватит, чтоб судью убедить?

Ансель задумался.

– Вполне возможно, – рассудил он. – Судья Уотсон разбирал добрых полдюжины дел касательно ведовства, включая то самое, с вдовой Мьюфорд, и все сатанинские хитрости знает наперечет. Я бы не сомневался: кто-кто, а он вмиг разберется, что это за штуковина.

– Значит, его нужно забрать, как только возможность представится.

Вскоре Абита положила венок на крыльцо и вернулась к работе.

– Вы оставайтесь здесь, – велел Уоллес и двинулся вниз.

Шел он в обход, по задам, прячась от Абиты за домом. Десятой дорогой обогнув ульи, прокрался он вдоль стены дома и выглянул из-за угла. Абита, как ни в чем не бывало, трудилась у хлева, прибивая на место очередную доску, а к Уоллесу стояла спиной.

Свернув за угол, Уоллес поспешил к крыльцу.

Едва завидев его, кот Абиты вскочил, зло зашипел, выгнул спину дугой, уставился на Уоллеса единственным глазом.

Уоллес в испуге отпрянул назад, и тут разглядел сплетенный Абитой венок во всех подробностях. Среди обычных цветов с колосками виднелись и косточки, и засушенные жуки, а главное, пряди волос – рыжих волос, ее собственных!

«Против этакой чертовщины уж точно никто не поспорит», – подумал он, немалым усилием воли заставив себя шагнуть вперед, и схватил сатанинскую мерзость.

– Ты что это делаешь?

Обернувшись, Уоллес едва не выронил из рук трофей.

Невесть как оказавшаяся всего в нескольких шагах позади, Абита, сжимая в руке молоток, сверлила его гневным взглядом.

Уоллес победно вскинул кверху венок.

– Вот и конец тебе, ведьма!

– Вор, – процедила Абита. – Лжец, поджигатель, погромщик, мошенник и, мало этого, вор! Папаша был бы тобой просто горд.

С этим она плюнула Уоллесу под ноги.

Уоллес побагровел. В груди огнем вспыхнула ярость. Нет, дело было не только в словах, не только в тоне: сильнее всего его уязвила усмешка – презрительная усмешка на ее губах.

Охваченный яростью, он шагнул к Абите с поднятым кулаком.