Однако уже до этого он, поставив свои далеко идущие международные связи на службу Освободительному движению, использовал и другие пути. К контактам, которые он намеревался использовать, принадлежало знакомство с Густавом Нобелем: с ним он когда-то встречался в Париже, а в марте 1945 г. направил ему письмо, которое хотел передать в Стокгольм курьерской почтой шведский военный атташе в Берлине полковник фон Данефельд. Еще более многообещающим представлялся путь в Испанию, т. к. главе государства генералу Франко, чьи дипломаты в Берлине проявили интерес к Освободительному движению, приписывались нескрываемые симпатии к Власову. Несколько лиц из окружения Власова отличились, участвуя на стороне испанских националистов в гражданской войне, – полковник Сахаров, временами его адъютант, или капитан барон Людингхаузен-Вольф, офицер по особым поручениям в армейском штабе. К тому же, по удачному стечению обстоятельств, Жеребков в свой парижский период находился в доверительных отношениях с генералом графом Ниродом, дядей княгини Кудашевой, мужем которой был вновь назначенный американский посланник в Мадриде Норман Армор. Здесь, казалось, имелись реальные точки соприкоснования. В марте 1945 г. Жеребков передал одному испанскому дипломату письмо генералу графу Нироду, в котором настоятельнейшим образом просил его использовать все личные связи с США и Англией, чтобы в случае поражения Германии спасти Освободительное движение от уничтожения. Сам генерал Власов, наряду со своей доверенностью, еще 27 апреля 1945 г. вручил Жеребкову письмо генералу Франко; через одного немецкого офицера сопровождения он позаботился и о предоставлении самолета на близлежащем аэродроме в Инсбруке.

Поездка Жеребкова в Испанию, к которой хотел присоединиться и Людингхаузен-Вольф, не пошла дальше планов, точно так же остались без результата и все прочие подготовительные попытки. Например, таковая, предпринятая в январе 1945 г. швейцарским журналистом Брюшвейлером, который сблизился с Жеребковым и предложил ему через влиятельные связи в Швейцарии направить западным союзникам меморандум с разъяснениями о Русском освободительном движении и одновременно написать для «Нойе Цюрхер Цайтунг» серию статей на ту же тему, затем, очевидно, отвергнутую цензурой. Таковой была и поездка в Швейцарию в марте 1945 г. всемирно известного ученого профессора Вышеславцева, который перед этим в Карлсбаде договорился с Власовым. И, наконец, инициатива профессора права Рашхофера и профессора философии Айбля – они рекомендовали Власову направить через Пражское радио обращение к проходящей в Сан-Франциско конференции Объединенных Наций, чтобы проинформировать мировую общественность о сущности политического движения, по своим целям весьма близкого к демократическим принципам. Государственный министр Франк, правда, принял к сведению содержание обращения, отредактированного Рашхофером и Айблем совместно с Жеребковым, но не счел себя вправе дать разрешение на такого рода «акт большой политической важности», тем более что там в одном пункте шла речь даже о равноправии евреев в будущем русском государстве. В этой связи следует особо отметить и роль главы Зарубежной русской православной церкви. Архиепископ-митрополит Анастасий уже по случаю провозглашения Пражского манифеста провел 19 ноября 1944 г. в православной церкви в Берлине, совместно с митрополитом Германским Серафимом торжественное богослужение [573]. Когда в феврале 1945 г. он готовился к поездке по церковным и личным делам из Карлсбада в Швейцарию, генерал-майор Мальцев воспользовался не внушавшей подозрения беседой о назначении походных священников в ВВС РОА, чтобы посвятить Анастасия в западные планы Власова и призвать его на помощь [574]. Митрополит, относившийся к Освободительному движению со столь теплым участием, заверил тогда, что если швейцарская поездка состоится, то он предпримет все, что в его власти, если потребуется – через посредников, чтобы установить контакты с союзниками и поддержать своих терпящих бедствие соотечественников. Ввиду все более критической военной ситуации, в течение весны 1945 г. предпринимались и различные попытки установить прямую связь с наступающими войсками союзников, теперь лишь с целью добиться сложения оружия при единственном условии – невыдаче Советам. В последние дни апреля 1945 г. Власов в Фюссене, куда только что переселился КОНР, совещался о необходимых шагах с генералами Малышкиным, Жиленковым, Боярским, уполномоченным немецким генералом Ашенбреннером и капитаном Штрик-Штрикфельдтом [575]. Была одобрена инициатива Ашенбреннера – немедленно направить к американцам парламентеров по месту пребывания как ВВС РОА, так и ее сухопутных сил, чтобы положить начало сдаче. Генерал-майор Малышкин вместе со Штрик-Штрикфельдтом в роли переводчика, представленным под именем полковника Верёвкина, 29 апреля 1945 г. пересек линию фронта на пути к американским командным структурам, которые корректно с ним обошлись, но одновременно проявили свою полную политическую неосведомленность, а также ограниченные возможности. Генерал-майору Малышкину представился случай со всей обстоятельностью побеседовать с командующим 7-й армией генералом Пэтчем о сущности русского национального движения сопротивления. Но уже в беседе выявилось, насколько вредоносным было в глазах американцев то обстоятельство, что русские добровольческие части воевали во Франции и в Италии против союзных войск. Было крайне сложно разъяснить им, что эти добровольцы в немецкой униформе с эмблемой РОА на левом (а не на правом) рукаве подчинялись исключительно немецкому командованию и не являлись составной частью Власовской армии. Генерал Пэтч хотя и проявил личные симпатии, но, естественно, не преступил в этом вопросе границ, установленных для него, как и для всех военачальников. Так, он мог лишь пообещать обращаться с солдатами РОА, сложившими оружие, как с военнопленными и попытаться облегчить их положение. Мол, их дальнейшая судьба будет затем решаться в Вашингтоне. Если генерал-майору Малышкину все же еще удалось пробиться к командующему 7-й армией и быть выслушанным им, то предпринятая в то же время миссия штурмбанфюрера СС фон Сиверса и капитана РОА барона Людингхаузен-Вольфа, которые должны были передать главнокомандующему союзными войсками на Средиземноморском театре военных действий фельдмаршалу Александеру меморандум Власова, завершилась полной неудачей. Сиверс, в прошлом царский офицер, когда-то сражавшийся с большевиками в составе Балтийского ландесвера под началом тогдашнего подполковника Александера, надеялся найти на основе старых связей определенное понимание. Однако обоих эмиссаров привели лишь к высокопоставленному офицеру связи и после краткого опроса интернировали [576].

Независимо от этого, перед отбытием южной группы РОА из Хойберга, и генерал-майор Трухин предпринял меры по установлению связи с англо-американцами. Он поручил начальнику 2-го сектора разведывательного отдела армейского штаба, капитану Лапину, указать дислокацию частей РОА в Южной Германии американским войскам и одновременно попросить их о предоставлении политического убежища, т. к. в ином случае солдат ожидала верная гибель [577]. Лапин передал американцам письмо КОНР с подготовленным текстом листовки, которую предполагалось разбросать над войсковыми частями в случае принятия единственного условия, а именно: невыдачи Советам. Поскольку о Лапине больше ничего не было слышно, генерал-майор Трухин 28 апреля 1945 г. послал еще одного офицера разведки армейского штаба, капитана Денисова, который действительно попал к американцам и в первые дни мая, был в доброжелательной манере допрошен начальником контрразведки американской 7-й армии, полковником, однако это не возымело каких-либо последствий.