После «славной революции» Санкрофта, не пожелавшего присягнуть на верность новой власти, лишили полномочий, а затем сместили с высшего церковного поста. На его место пришел в 1691 г. Джон Тиллотсон. Дело Проста «зависло». Ему удалось официально восстановиться в должности и получить компенсацию (100 фунтов) за неправомерное увольнение лишь в 1698 г. Возможно, на исход дела повлиял новый архиепископ Кентерберийский Томас Тенисон. В 1683 г. Тенисон писал: «Добрые правители не используют суровых мер, вынуждающих людей скрывать мысли и превращаться в лицемеров, но стремятся подвигнуть их, применив мягкие средства, к более глубоким размышлениям» [409] . Эта риторика ничем не отличалась от позиции Проста, которую он защищал в полемике с Локком.

О тесных связях Проста с Санкрофтом говорит найденный среди бумаг последнего документ, в котором обосновывается невозможность произнесения с церковных кафедр Декларации о свободе совести. «Целью Декларации является то, что люди могут пользоваться такой свободой в религиозных делах, какой пользоваться невозможно, не нарушая законов Божьих и этого королевства». Автор этого документа – Джонас Прост [410] .

Еще одним важным документом является критика Простом скандального решения Якова II об увольнении членов совета Магдален-колледжа, отказавшихся признать назначенного королем, в нарушение закона и устава корпорации, декана-католика. Политика рекатолизации началась уже в мае 1686 г. с назначения новообращенного католика Обадии Уокера на пост главы оксфордского Юниверсити-колледжа и данного ему мандата на публикацию прокатолической литературы.

В своей критике Локка Прост, по сути дела, повторяет общую позицию англиканской церкви, какой она сложилась на 1688 г.: для церкви допустимо использование «умеренной» силы, своего рода «святого насилия», необходимого для того, чтобы «привести людей к истинной религии».

Прост охотно признает, что с помощью «внешней» силы невозможно заставить людей изменить убеждения, однако настаивает, что, применив «умеренную силу», можно дать людям возможность подумать, поразмышлять о том, что же на самом деле является истиной.

Прост писал: «Если использовать силу не вместо разума и аргументов, т. е. не для того, чтобы убеждать с помощью ее собственной эффективности (этого она не может сделать), но только для того, чтобы заставить людей рассмотреть эти доводы и аргументы, надлежащие и достаточные для их убеждения, которые, без насилия, они не стали бы рассматривать, – то кто сможет отрицать, что косвенно и на расстоянии (at a distance) это не сослужит службу в приведении людей к истине; в противном случае, через нерадивость либо небрежение, они никогда не познакомились бы с ней или, из-за предрассудка, отвергли и осудили, не выслушав, сочтя заблуждением» [411] .

Без применения «умеренной силы», аргументировал Прост, люди могут не получить такой возможности и, оставленные на волю самим себе и свободе выбора, скорее подчинятся «похотям», чем требованиям истинной религии. Если человек приведен к истинной религии с помощью силы, «истинная религия… не становится из-за этого менее истинной». Разумеется, замечает Прост, в использовании силы не было бы необходимости и она не была бы оправдана, «если бы все люди были преданы своим душам и искали бы путь спасения с тем попечением и усердием, коих заслуживала важность предмета, и с умом, свободным от предрассудка и страсти» [412] .

Однако само существование великого множества религий есть «очевидная демонстрация того, что люди не искали истины в этом деле с той прилежностью ума и той свободой суждения, которые требуются для обретения уверенности в ее нахождении» [413] . Более того, писал Прост, «какую бы религию люди ни выбрали, они обычно в дальнейшем ее и придерживаются, не прибегая к разуму». Самомнение приводит к тому, что люди ценят выбранную ими религию только потому, что сами ее выбрали, и предвзято настроены к любым другим религиям. «Изучая только собственную позицию в споре, они еще больше убеждаются в правоте своего выбора и думают, что… разум на их стороне» [414] .

Единственно возможным способом заставить таких людей посмотреть на свою религию с позиции разума является «применение к ним таких наказаний, которые могут перевесить предрассудки, склоняющие их к предпочтению ложного пути перед истинным, и вернуть их к такой здравости и такому размышлению, которые вынудят их спросить себя со всей серьезностью, стоит ли на самом деле испытывать такие неудобства, придерживаясь религии, которая, если подумать, может оказаться ложной, или отвергать другую… которая, если подумать, может оказаться истинной» [415] .

Когда люди отказываются от назидания или убеждения, не остается ничего другого, как применить к ним силу, и нет причины сомневаться в успехе этого метода, если применять его правильно к тем, кто еще «не полностью неизлечим». Тех же, кто неизлечим, «следует оставить Богу» [416] .

Не все виды и степени насилия оправданы. Прост «полностью соглашается» с Локком, протестующим против калечения, пыток голодом, убийств. Такого рода жестокость обычно контрпродуктивна. Применяемое насилие должно быть «пропорционально» своей цели.

Из этого следует, пишет Прост, что Локк неправ, говоря, что никто не имеет права использовать силу в приведении людей к истинной религии. Если для содействия истинной религии возникает необходимость во «внешней силе», то «светский магистрат» должен располагать таким правом: «поддержание и рост» духовных интересов граждан «должны, разумеется, считаться одной из целей светского общества и, таким образом, подпадают под юрисдикцию магистрата» [417] . А значит, согласно Просту, в юрисдикции магистрата находится «забота о душах» [418] .

Прост цитирует Фому Аквинского: стремясь поступать правильно, мы должны исполнять два долга – приобретать истинные убеждения и искренне следовать им. Поступок является правильным только в том случае, если выполняются оба условия. Истинные моральные принципы доступны всем, ибо интуиция морального блага как бы внушена, присуща человеческому роду, и речь идет лишь о том, чтобы напрячь волю, избрать путь исследования и встать на него. Люди, которые оправдывают собственную и чужую леность «непреодолимым невежеством», виновны в том, что отказываются от поиска оснований своей веры.

В религии и морали проводником выступает церковь, и мы, писал Прост, должны интеллектуально смириться и прислушаться к ее авторитетному учению. Однако церковь имеет в своем распоряжении лишь ненасильственные средства воспитания и назидания, которые могут и не достичь всего сообщества, к тому же расколотого схизмой.

Каким же образом можно повлиять на людей, чтобы они пересмотрели свои взгляды? Это возможно только через принуждение, осуществляемое магистратом.

Разумеется, само по себе насилие, писал Прост, ни в чем не убеждает, но действует косвенным образом и в некоторой перспективе, а его использование может стать поводом для пересмотра взглядов, целительным средством, инициирующим новый духовный поиск. К пониманию, необходимому для веры, нельзя принудить, но воля поддается принуждению и может направить понимание к новому исследованию. Люди, ранее сопротивлявшиеся истине, теперь будут радостно благодарить своих строгих наставников за то, что те указали им путь.