На следующее утро потрясенный Верни обнаружил своего босса спящим за рабочим столом. Повсюду на полу валялись бумаги. Беллмен был в ночной рубашке и колпаке с чернильными пятнами в тех местах, где голова его касалась страниц, покрытых какими-то невообразимыми вычислениями. Верни не стал его будить, а только собрал с пола бумаги и на цыпочках вышел в приемную. Там он принялся громко шуметь – топал, бряцал ключами, щелкал замком – и через несколько минут снова появился в кабинете. К тому времени Беллмен успел исчезнуть за перегородкой вместе со своими фантастическими расчетами.

Мистер Энсон, управляющий банком «Вестминстер энд Сити», согласно кивнул.

– Это несколько неожиданно, надо признать, но я загляну к мистеру Беллмену сегодня после обеда, раз дело такое срочное.

Молодой посыльный переминался с ноги на ногу.

– Видите ли, сэр, мистер Беллмен надеется… очень рассчитывает… что вы придете пораньше… – Он кашлянул. – Если это возможно, сэр.

Джордж Энсон вытянул ноги под столом и поверх очков взглянул на курьера:

– То есть, насколько я понял, мистер Беллмен просит меня прибыть к нему в офис прямо сейчас, так?

– Да, сэр.

У мистера Энсона в планах на сегодня было множество дел, но эта просьба его заинтриговала и одновременно обеспокоила. В конце концов, что ты за управляющий банком, если не можешь по своему усмотрению менять планы на день?

Он встал из-за стола, игнорируя встревоженный взгляд секретаря, и обратился к посыльному:

– Подайте мое пальто, пожалуйста. Оно на вешалке у двери. Мы отправимся туда немедленно.

Посыльный с облегчением перевел дух.

Войдя в кабинет Беллмена, мистер Энсон тотчас заметил, что великий предприниматель пребывает не в лучшей кондиции. Об этом свидетельствовали покрасневшие, воспаленные глаза и необычная скованность в движениях, словно каждое из них он выполнял, превозмогая боль.

– Вопрос касается «спящего счета», – заявил он.

Энсон сразу понял, о чем речь, хотя прежде не слышал такой термин из уст Беллмена или кого-либо еще. Имелся в виду второй счет на имя Беллмена, открытый в банке «Вестминстер энд Сити». На протяжении десяти лет Беллмен переводил на него треть своих личных доходов. И не взял оттуда ни пенни. К этому дню на счете накопилась солидная – более чем солидная – сумма. Периодически Энсон предлагал своему клиенту пустить эти деньги в оборот, но Беллмен решительно отказывался их трогать, притом что средствами с другого своего счета он оперировал активно, часто даже рискуя, но в финале всегда добиваясь успеха.

– Рад это слышать, – сказал Энсон. – И куда мы вложим эти деньги?

– Никуда.

– Никуда?

– Я хочу перевести на этот счет дополнительную сумму.

– И какую?

Беллмен назвал цифру.

Энсон постарался сохранить невозмутимый вид, что ему не удалось.

– Но ведь это составит… примерно три четверти от всего вашего ликвида. Разумеется, вы вправе… Если таково ваше желание… В наличных деньгах или в бондах?

– В наличных.

Энсон задумался, поглаживая кончиками пальцев уголки рта. Работа управляющего банком требовала определенной деликатности. Вкладчик имел право распоряжаться своим вкладом, как ему заблагорассудится, – управляющего это не касалось. Но если клиент на его глазах принимал неразумные и неосторожные финансовые решения, Энсон почитал своим долгом выступить в роли посредника между этим клиентом и его деньгами, чтобы «примирить» их друг с другом. И сейчас он позволил паузе тянуться минута за минутой, обдумывая ситуацию.

Логично было предположить, что Беллмен держал средства на отдельном счете для какой-то особой цели, но до сих пор он и словом не обмолвился, что это за цель.

– Мне не по душе видеть деньги, лежащие втуне, вместо того чтобы работать и приносить прибыль, мистер Беллмен, – произнес он, сокрушенно покачивая головой.

На Беллмена эти слова не произвели никакого впечатления. Он даже не счел нужным ответить, а просто сидел и смотрел в окно – не на здания напротив, а, как подумалось Энсону, на что-то иное, пугающее, в очень далекой перспективе.

Версию с долгами Энсон отмел сразу. Он хорошо знал Беллмена. Не то чтобы как близкий друг – за все эти годы они ни разу не поговорили, что называется, по душам, – но как человек, хорошо изучивший привычки и склонности другого человека. Беллмен всегда был занят делом. Он не увлекался азартными играми и не посещал бордели. С его именем не ассоциировались никакие скандалы, и не было даже намека на нарушение им каких-либо финансовых или этических норм. Он жил только ради своей работы, и эта работа была очень даже успешной. Компаньоны-галантерейщики обладали полной информацией по всем аспектам деятельности фирмы, и достаточно было взглянуть на их самодовольно улыбающиеся физиономии в баре клуба «Расселл», чтобы увериться: с «Беллменом и Блэком» все в порядке. А о финансовой стороне Энсон мог судить и без их улыбок – это уже было в его компетенции. Все операции по счетам свидетельствовали о том, что Беллмен отнюдь не транжира. Какое там: его личные расходы были сопоставимы с расходами самого скромного и аскетичного сельского священника.

Может, его кто-то шантажирует? Может, какой-то негодяй нащупал у Беллмена слабое место и немилосердно вытягивает из него деньги?

– Надо думать, в ближайшее время вам понадобятся крупные суммы наличными? – поинтересовался Энсон.

Беллмен поднес ладонь к глазам, как будто его раздражал яркий свет.

– Возможно. Я пока не знаю.

– Беллмен, я ваш банкир, мы знакомы уже десять лет, и мне небезразличны ваши интересы. И сейчас, видя вас в таком состоянии, я должен задать не вполне корректный вопрос: скажите, вы действуете по своей воле, принимая эти решения?

Беллмен посмотрел на него с недоумением:

– По своей воле?

– Если кто-то вымогает у вас деньги, есть способы с этим покончить… Толковые юристы… Полная конфиденциальность… Все будет сделано даже без упоминания вашего имени.

Далее случилось то, чего Энсон никак не ожидал. Беллмен зажмурил глаза, и по щекам его покатились слезы.

– Никакой юрист не сможет избавить меня от этого. Я связан по рукам и ногам.

Когда глаза Беллмена вновь открылись, Энсон увидел в них тоску – бездонно-черную, чернее некуда.

Беллмен сделал глубокий вдох и продолжил уже спокойным тоном, как будто и не было никаких слез:

– И вот еще что: перевод денег на этот счет впредь должен осуществляться ежемесячно, а не раз в три месяца, как было до сих пор. И переводиться будут не тридцать три, а пятьдесят процентов. Вы меня поняли?

Энсон вернулся в свой банковский офис глубоко озабоченным.