Несколько ударов кулака избавили меня от назойливого общества тех немногих воинов Алавара, которые еще не потеряли способность понимать и выполнять его приказы, так что задержали меня они ненадолго. На кухне я потерял еще несколько спасительных для Алавара мгновений по вине леди Миры, выглядевшей в простом эльмарионском платье и белом переднике не хуже заправской кухарю.

— О, Рикланд! — бросилась она ко мне, перевернув по пути корзину с овощами. — Умоляю, освободи Луса. Они заперли его в сарае вместе со всеми. Говорят, теперь их продадут на рудники или убьют! Пожалуйста! Ведь там всего двое охранников, да еще туда побежал этот человек в короне. Я знаю, тебе ничего не стоит с ними справиться, ведь ты победил огромных троллей. — Мира причитала, вцепившись в мою руку, как клещ. Как видно, она считала, что престарелая леди, держащая воина за руку, является непременным условием победы в любой битве. И даже когда я все-таки высвободил руку из ее цепких пальцев и бросился из кухни, она поспешила следом.

Черный ход вывел меня на узкую улочку, в конце которой виднелось необычное для эльмарионского поселения деревянное здание. Больше всего оно напоминало фаргордские конюшни и, наверное, и было конюшней или коровником, судя по сену, сложенному под нависающими до самой земли скатами крыши. У конюшни стоял Алавар с пылающим факелом в руке, а рядом с ним двое вполне трезвых парней.

— Стой! — крикнул он. — В этом сарае эльмарионцы. Еще шаг, и я подожгу сено!

— С чего ты взял, что я стану волноваться из-за каких-то эльмарионцев? — спросил я, на всякий случай останавливаясь.

— Да потому что там женщины и дети, а ты, Малыш, всегда был сентиментальным сосунком! — захохотал Алавар. — Ну что, хочешь посмотреть, как они будут гореть? Тогда иди сюда! А не хочешь — стой и не шевелись. Двинешься, и все эти люди сгорят на твоих глазах!

Я замер. В воцарившейся тишине до меня донеслись детский плач, женские причитания и недовольное ржание лошади. Алавар не лгал — в конюшне действительно были женщины и дети, хотя, по правде сказать, чтобы меня остановить, было бы вполне достаточно и лошадей.

— Молодец, Малыш, ты послушный мальчик! — веселился Алавар. — Если и дальше будешь паинькой, возможно, эти люди доживут до старости. Но, понимаешь, в чем дело, я не могу так просто попросить тебя уйти. Ты ведь не оставишь меня в покое, правда? Так что будь добр, отдай свой меч хотя бы вон той особе, которая прячется у тебя за спиной, пока ты никого не порезал, и позволь моим людям тебя связать. Да-да, можешь не смотреть на меня так, как будто хочешь убить меня взглядом. Я знаю, что этого ты не умеешь. И поторапливайся, от факела летят искры, а сено очень сухое. Как бы оно не вспыхнуло само по себе.

Требование Алавара заставило меня крепко задуматься. Я никогда не понимал людей, которые сдаются в плен, и обязательно предпочел бы смерть бесчестью, если бы речь шла обо мне самом. Какой-то коварный демон, обычно тихо сидевший в дальнем и темном уголке моей души, тут же принялся нашептывать мне: «Плюнь ты на все и убей этого Алавара. Какое тебе дело до всех этих эльмарионцев, которых ты не видел никогда в жизни и никогда больше не увидишь? Они даже не твои будущие подданные, чтобы о них печься. К тому же есть шанс, что ты успеешь выпустить их и они не успеют сгореть… » Нет, никогда не выйдет из меня хладнокровного воина, не смогу я спокойно слышать крики горящих детей! Пусть уж лучше делают со мной что хотят, тем более что всегда останется возможность сбежать.

Я виновато взглянул на Миру, отдал ей меч и покорно позволил наемникам Алавара связать мне руки за спиной.

Мне крупно повезло. Единственным помещением в трактире, не имевшим окон, была кладовая, служившая одновременно и винным погребом, и меня поместили именно туда. От веревки на руках я избавился сразу же, как только за мной захлопнулась дверь. Я мог бы освободиться, если бы меня связали и похитрее. И не потому, что мне часто приходилось попадать в плен, а просто в детстве мы с Рилом, Имвертом и еще несколькими детьми часто играли в «побег». Можно сказать, что это был вариант обыкновенной игры в прятки, несколько усовершенствованный под наш Черный замок, где спрятаться было легко, а искать трудно, поэтому прятался у нас один человек, а искали его все остальные. Чтобы было интереснее, того, кто должен спрятаться, хорошенько связывали, запирали в одной из многочисленных комнат, как будто он пленник, который должен сбежать. Через некоторое время в комнату заходили, и до этого надо было успеть развязаться и спрятаться. Можно было спрятаться в этой же комнате, а можно было куда-нибудь улизнуть, например, по каминному дымоходу. Как-то я здорово влип, свалившись из него в покои одной придворной дамы. Я был весь перемазан сажей, и дама всерьез решила, что я какая-то нечистая сила, посланная черным колдуном по ее душу. Визгу было столько, что сбежалась стража, так что ловили меня уже не только мои приятели, но и добрая половина наемников, которые еще долго после этого издевались надо мной, заявляя, что я оказался в комнате этой дамы только затем, чтобы подглядеть, как она переодевается.

Едва веревка упала на пол, я поспешил воспользоваться привилегированным положением единственного обитателя заваленной всякими деликатесами кладовой и незамедлительно стянул подвешенную над моей головой связку копченых колбас. Моя совесть, возмутившаяся было подобным мародерством, крепко уснула, успокоенная данным ей обещанием подарить трактирщику корону Алавара, и я, воодушевленный ее молчанием, принялся уничтожать все, что, по моему мнению, было достойно внимания.

Появление Алавара заставило меня подавиться одним из знаменитых эльмарионских сыров и спрятать за спину недопитую бутылку эльфийского вина, которую хозяин, по-видимому, берег для какого-то праздника, но так и не смог укрыть от моего потрясающего чутья на всевозможные тайники. Можно было особенно не суетиться — Алавар был один, и справиться с ним я смог бы и без оружия. Но я уже начал воспринимать происходящее как забавную игру, а играть надо было по правилам: раз уж меня связали, то кушать, а тем более пить я никак не должен, а должен лежать или в крайнем случае сидеть на полу и ругаться плохими словами. Поэтому я с трудом проглотил остатки сыра, набрал в легкие побольше воздуха и брякнул первое, что пришло в голову:

— Ты, плевок судьбы, стучаться надо, когда входишь к принцу!

Все-таки служба в Королевской гвардии накладывает на людей некоторый отпечаток. Бедняга Алавар вытянулся в струночку и скороговоркой выпалил:

— Виноват, ваше высо… Тьфу! Чтоб ты сдох, Рикланд! Провались ты в Бездну со своим командирским голосом! Что ржешь? Совсем ума лишился? Ты ж у меня в руках, и, можешь не сомневаться, скоро лорд Готрид получит твою развеселую голову на золотом блюде! До сих пор не дошло, что ли?

Наверное, надо было изобразить на лице хотя бы подобие огорчения по поводу страшной угрозы Алавара, но я упорно продолжал хохотать. Этот не в меру самоуверенный тип был такой смешной. Одна мысль о том, как вытянется его лицо, когда он вознамерится меня убить и обнаружит, что я, оказывается, могу сопротивляться, приводила меня в бурный восторг. Но Алавар не спешил доставить мне удовольствие и попытаться убить. Вместо этого он просто решил посвятить меня в свои далеко идущие планы относительно моей персоны.