Я заплакала.

– Плачь, плачь, – прошипел Конрад. – Он твой рев услышит да и сюда поспешит.

Я моментально зажала рот обеими руками. А Милки вытащил из кармана фонарик и осветил собственное лицо, но как бы снизу вверх, и оно вдруг стало похоже на жуткую ухмыляющуюся морду очкастого тролля.

– «Дом Ужасов» доктора Страха представляет: «Это Милкмен!» – провозгласил он, и его слова повторило жутковатое эхо, а Фэтти сказал:

– Ну тебя, Милки! Не бренчи, как сухой стручок, и так страшно. – И он нервно засмеялся.

Я вздрогнула и с тоской оглянулась назад, где еще виден был вход в туннель, а за ним тот теплый ясный летний мир, который уже казался мне страшно далеким. Воздух в туннеле был влажный и холодный. На закопченных стенах широкими полосами расползся какой-то беловатый осадок, похожий в луче света фонарика на подтаявшее мороженое. Откуда-то издали, из темноты, доносился приглушенный звук капающей воды.

– Мы ведь туда, внутрь, не пойдем? – спросила я.

– Давай я останусь здесь и за ней послежу? – предложил Мод.

– Это ни к чему, – отрезал Конрад. – Ничего с ней не случится. Ты ведь храбрая, верно, Бекс? – И он, крепко стиснув мою руку, повел меня в туннель. Сперва было еще не так темно, все еще можно было разглядеть покрытые сажей стены туннеля и арочные проемы в них, за которыми имелись небольшие ниши, где железнодорожные рабочие могли переждать проходящий поезд. Но чем дальше мы уходили, тем становилось темнее и холоднее; вход в туннель уже остался где-то далеко позади, а капли воды, падавшие с потолка туннеля, превратились в сплошной ливень. В узком луче света от карманного фонарика Милки, временами высвечивавшего кусочек кирпичной стены, струи воды походили на перекрученные серебряные веревки.

– А тут, оказывается, дождь идет, – сказала я тоненьким голоском. Но тьма словно украла мой настоящий голос, и он превратился в тихий шепот, каким полагалось говорить в городской библиотеке.

Конрад засмеялся.

– Да уж, настоящий ливень! Но это, Бекс, еще не самое интересное. Идем дальше. Осталось совсем немного.

А мне казалось, что идем мы давно и зашли уже очень далеко. Ноги у меня начали уставать, но я не осмеливалась сказать об этом Конраду. В туннеле стоял смешанный запах пыли, плесени, угля, гнили и паутины. Нашим шагам вторило гулкое эхо. Никто из мальчишек, похоже, страха не испытывал, а вот меня от страха уже тошнило. Приятели Конрада беспечно болтали на ходу. Милки то и дело пугал всех, поднося свой фонарик к лицу, а Мод накрыл голову капюшоном парки, и лицо его совсем растворилось во тьме.

– Ты прямо как Человек-невидимка! – сказал Фэтти с восхищением и испугом и процитировал: – Я занимался такими вещами, о которых людям лучше не знать.

А Мод откликнулся:

– Попытайтесь неделю прожить, как я, и сами убедитесь, насколько я невидим.

И все дружно рассмеялись; от их голосов тени вокруг зашевелились как живые. Но я, дрожа уже не только от страха, но и от холода, покорно продолжала следовать за ними в темноту.

– Ну, тебя-то мисс Маклауд точно выделяет, – снова услышала я голос Фэтти, и мне показалось, что в его голосе звучит какой-то неприятный, грязный намек, но смысл его слов остался для меня непонятен: я все-таки была еще слишком мала. – Ты ведь уже получил одну из главных ролей в ее спектакле. А следующим номером будет «Шоу младшего».

И Конрад неожиданно резко и злобно крикнул:

– Да пошла она в жопу со своим спектаклем! Имел я ее вместе с ее чертовой пьесой!

– А по-моему, ты и сам был бы не прочь, – заметил Фэтти, снова явно на что-то намекая.

– Так и все вы были бы не прочь, так ведь?

И тут луч фонарика что-то высветил впереди. Сперва мне показалось, что дальше хода нет, туннель заблокирован, но когда мы подошли ближе, я увидела, что там такое на самом деле. Это была какая-то чудовищная гора отвратительного мусора, уходившая, как мне показалось, гораздо выше потолка туннеля. Старые сумки и рюкзаки, рваные матрасы и одежда, кухонная посуда и гнилые фрукты, чья-то древняя пластмассовая лошадка-качалка вроде той, что имелась и у меня, только совсем облезлая и грязная; и весь мусор был вдобавок покрыт слоем той же беловатой гадости, что была и на стенах туннеля. Эта невообразимая гора, покачиваясь, возвышалась над нами, и я заметила над ее вершиной некое подобие каминной трубы, и этот длинный темный дымоход, тоже наполовину забитый мусором, завершался крошечным зрачком мутного дневного света. Казалось, мы находимся в гигантской трубе, наполненной отходами жизнедеятельности некоего великана. А сверху еще и постоянно доносился какой-то скрежет, словно этот великан ворочает ржавые железяки, и виднелась мощная металлическая решетка, подозрительно похожая на ту, что обычно бывает в сливном отверстии раковины.

Это, разумеется, была просто старая вентиляционная шахта, та самая Перечница, куда местные жители привыкли сваливать мусор и всякое ненужное барахло. Долгое время он выполнял функции сфинктера для их отходов, но теперь оказался этими отходами напрочь заблокирован. Но это я теперь все так хорошо понимаю. А тогда, помнится, меня охватил леденящий ужас: во тьме передо мной предстала чудовищная гора отбросов, гора вещей, ставших нелюбимыми, ненужными…

– Вот здесь он и живет, – прошипел Конрад прямо мне в ухо. – Вот здесь, внизу, в этом огромном сливном отверстии. Сюда он и детей затаскивает.

Я заплакала. Мне хотелось визжать от страха, но я осмелилась лишь тихонько захныкать. А Конраду все было мало: он приподнял меня и поднес почти к самому отверстию вентиляционной шахты. Я даже помню, как там пахло – промозглой сыростью и чем-то сладковато-гнилостным. Но противный запах – это еще далеко не самое худшее. Куда хуже был голос, который, казалось, слышался одновременно отовсюду, нашептывая в темноте: Бексссс. Бексссс…

Я попыталась громко, пронзительно закричать. Мне казалось, что если я закричу, то, может, спугну это чудовище и оно уйдет прочь. Но из моих уст вырывался лишь слабый свист – с таким звуком воздух выходит из лопнувшего воздушного шарика. А потом все вокруг меня как-то странно пугающе закачалось и начало исчезать.

Помнится, я, как сквозь сон, слышала, что Мод нервно повторяет:

– Да ладно тебе, старик, пошли. Она же совсем еще маленькая.

Потом послышался голос Фэтти:

– Это же просто шутка, Мод. Чего ты нос повесил? Веселей, черт возьми!

И тут Конрад сказал:

– Все. Он идет. Прощай, Бекс. – И он, бросив меня на землю, бросился назад, к выходу из туннеля.

Какое-то время я даже пошевелиться не могла; словно загипнотизированная, я лежала на земле и смотрела на далекое отверстие над головой, закрытое толстой ржавой железной решеткой, так напоминавшей мне решетку сливного отверстия у нас в раковине. И я увидела – клянусь,