Я замерла и, не подавая признаков жизни, стала прислушиваться к разговору Гуннара с незнакомцем. Сначала я обрадовалась, что у нас гости, и почувствовала себя так, словно кто-то пришел навестить меня в больнице. Однако стоило мне разобрать их слова, как радость моя улетучилась.

— Ты не можешь отказать матери в ее просьбе, — хрипло говорил полярник.

Я сразу удивилась уже тому обстоятельству, что здесь, на краю света, нашелся человек, знакомый с матерью Гуннара.

— Матери известны мои условия.

— Они ей не по душе, — прохрипел полярник. — Она сама хочет ею заняться и помочь в родах.

«О чем они? — недоумевала я. — О нашей беременной собаке?»

— Мы тут совершенно одни, — возразил Гуннар. — И я не могу отдать ее матери.

— Все ты прекрасно можешь, — нахмурился полярник. — И должен довести дело до конца, раз уж вы сюда добрались.

— Ее будет трудно лишить потомства, — беспокойно ерзая на скамье, сказал Гуннар. — Она гордая, упрямая и храбрая. Лучше, чтобы она до самого конца ничего не знала. И самое главное, чтобы ничего не почуяла.

Нашей несчастной Лее явно предстояло лишиться щенят, и я очень за нее расстроилась. Однако уже следующие слова Гуннара заставили меня позабыть о собаке.

— Кроме того, она серьезно больна.

С этими словами Гуннар развернулся и с любовью взглянул в мою сторону. Я затаила дыхание.

«Неужели они обо мне! Сколько же я провалялась тут без сознания?!»

— Полярная ночь чуть ее не убила, — сказал бородатый незнакомец.

— Полярная ночь вызывает уныние, — согласился Гуннар. — Но температура у нее от воспаления легких.

— Если она ослабеет от болезни, с ней легко будет справиться, — не унимался полярник.

«Да это все обо мне! Но что же они имеют в виду?! Неужели мать Гуннара где-то рядом и хочет помочь мне рожать?! И они намереваются отнять у меня ребенка?!»

Гуннар налил себе еще чая, не предложив его собеседнику, и сказал:

— Если я отвезу ее к матери, она заболеет еще сильнее и умрет от тоски, не дожив до родов.

— Но ты же обещал матери, что отдашь ей девочку!

— Она получит обещанное.

Они говорили обо мне! И собирались отнять у меня дочь! Похоже, Гуннар намеревался отдать ее своей матери! Но почему?! Зачем?! Что же это за мать такая?! Где она?! Что это все значит?! Может, это очередной кошмар?!

Я решила, что так оно и есть. Наверняка это привиделось мне в горячечном бреду!

Я ущипнула себя, чтобы проснуться, но Гуннар и его странный гость не исчезли. Более того, полярник встал, показал на меня пальцем и сказал:

— Она, кажется, приходит в себя. Мне лучше исчезнуть.

— Зачем? Она все равно не может тебя видеть, — возразил Гуннар.

Тут мне все стало ясно. Загадочный полярник был привидением давно умершего человека. Тем не менее, Гуннар его видел и слышал. Выходило, что привидение было послано сюда матерью Гуннара, которая, наверняка, находилась где-то неподалеку.

Именно это и смущало меня больше всего. Мы же находились на самом краю света, ужасно далеко от ближайшего человеческого жилья. Ей просто негде было жить!

Потом я вспомнила голубоглазую даму из числа далеких предков Гуннара, сверлившую меня глазами с фрески на стене спальни. Она ничем не походила на инуитку, разъезжавшую в закрытых тюленьими шкурами нартах.

Та дама была красива. У нее был царственно высокомерный вид. Скорее всего, мать Гуннара походила на хозяйку драгоценностей, спрятанных в нарисованном секретере, на надменную хозяйку Арны, не желавшую проводить много времени с маленьким сыном на захолустном исландском хуторе.

Внезапно интуиция подсказала мне решение головоломки. Дама на фреске и была матерью Гуннара. При этом она не принадлежала к числу простых смертных. Она была бессмертной одиорой. А единственной бессмертной одиорой, обитавшей в этих скованных льдами краях, была Ледяная Королева, о которой говорили исландские омниоры и от которой меня предостерегала слепая прорицательница.

Поняв это, я издала душераздирающий вопль. Так кричат только терзаемые пыткой душевнобольные. Уткнувшись лицом в подушку, я принялась рвать на себе волосы.

Услышанное привело меня в неописуемый ужас.

«Неужели мой любимый Гуннар действительно сын одиоры?! Неужели я попала в лапы бессмертного колдуна, заманившего меня сюда по приказу своей матери, чтобы отнять у меня дочь?! Неужели моей малышке суждено родиться Избранницей лишь для того, чтобы ее тут же возложила на жертвенный алтарь могущественная кровожадная одиора?!»

Я не могла смириться с тем, что мой побег от омниор завершился таким гнусным предательством.

Моя судьба оказалось гораздо страшнее всех прорицаний, произнесенных по ее поводу! В тот момент я походила на паучиху, запутавшуюся в собственной паутине.

Любовь, которой я добилась недозволенными средствами, стала для меня роковой. Мой любимый мужчина неожиданно превратился в тюремщика, надзиравшего за мной в странной тюрьме без стен и дверей, где единственными решетками были полярный холод и невероятные расстояния.

Обняв меня, Гуннар слегка похлопал меня по щекам, чтобы привести в чувство.

— Селена! Проснись! Тебе снится кошмар! Успокойся. Пока я с тобой, тебе ничто не грозит! Никто не причинит тебе вреда!

От этих лживых слов я зарыдала еще сильней. Чем настойчивей утешал меня Гуннар и чем сильней сжимал в объятиях, тем горше я плакала, думая о себе, о нем, и о нашем несчастном ребенке, еще до рождения ставшим жертвой проклятия, произнесенного ведьмой Бригиттой с горы Дольмен.

Маленький домик на колесах остановился на краю обширного поля. Селена погасила фары, вокруг воцарилась кромешная ночная тьма. Потом Селена зажгла маленькую лампочку и заметила, что Анаид беззвучно плачет.

— В чем дело? Чего ты ревешь?

— Я… Я — одиора? — всхлипывая, спросила девушка.

— Никакая ты не одиора! — отрезала Селена. — И никогда не смей так говорить!

Анаид по-прежнему всхлипывала. Ей было жаль Гуннара, свою мать и саму себя.

— Но… Но если во мне течет кровь одиор…

— У меня затекло все тело! — заявила Селена, распрямляя плечи.

— Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?

— Я все время это делаю, рассказывая тебе свою непростую историю, в число действующих лиц которой входят судьба, случай и воля. И при этом стараюсь ничего не упрощать. Жизнь не математика, в которой дважды два всегда четыре.

Анаид промолчала, а Селена продолжала свои попытки снять напряжение. После многих часов за рулем у нее болело все тело.

— Пошли погуляем.