— Предатели! — раздраженно откинулся на спинку кресла «полудержавный». — Одни предатели вокруг… Что же мы имеем? На какие части можно положиться?

Генерал-губернатор виновато развел руками:

— Пожалуй, только на ведомство обер-полицмейстера, да и то в очень урезанном составе, и дворцовую охрану… Еще, Гвардейский Флотский экипаж, занимающий позиции вокруг дворца. Флот, большая часть гвардии и расквартированные в городе и близ него армейские и казачьи части, правда, пока сохраняют нейтралитет. То есть их командиры требуют письменного приказа императора на подавление восстания, — поправился он. — За его личной подписью…

— Но это же невозможно!

— Вот именно… В данный момент представители инсургентов в Кронштадте безуспешно ведут переговоры с командирами размещенных там кораблей. Полностью лояльны вам… то есть нам… — вконец запутался Аристарх Леонидович. — То есть…

— Короче!

— Подтвердили готовность исполнить любой приказ только командир расквартированного под Выборгом Двенадцатого авиационного полка, командир Тридцать восьмой пехотной дивизии в Ревеле и…

— Так, ревельцы далековато, но все равно пусть выступают на Петербург. Авиаторам мой прямой приказ: нанести бомбовый удар по Арсеналу!

— Но это же почти самый центр города! В двух шагах от дворца!..

— Исполняйте приказ, князь! Не время для сантиментов!..

В этот момент взорвались разнокалиберными трелями сразу несколько телефонов на челкинском столе. Схватив трубку одного из них, «светлейший» слушал несколько секунд, а потом, швырнув ее на стол, вскочил и кинулся к огромному выходящему на Неву окну, едва не сбив при этом с ног генерал-губернатора, не успевшего посторониться.

На сине-стальную, напоминающую вороненый металл, шершавую от мелкой волны гладь реки из-за Стрелки Васильевского острова величественно выдвигался хищный приземистый силуэт явно не гражданского судна.

— Что это такое, я вас спрашиваю?! Вы же утверждали, что переговоры бунтовщиков с моряками безуспешны?

— Значит, кого-то им все же удалось уговорить… — пролепетал находящийся на грани обморока Карпинский, без особого успеха надавливая указательными пальцами на слезящиеся от напряжения глаза, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Впервые в жизни он пожалел о своем презрении к очкам…

— В крепости сгною! В Сибири! — взревел разъяренный «светлейший», хватая князя за воротник так, что от его мундира отскочила и дробным горохом запрыгала по драгоценному паркету сразу половина пуговиц. — В…

Куда еще дальше Сибири собирался заслать Челкин чуть не сомлевшего с перепугу Аристарха Леонидовича, осталось неизвестным, поскольку весь дворец вдруг сотряс до основания тяжелый удар, а оконные стекла жалобно задребезжали от грохота…

* * *

— Ну хотя бы один боевой, а? — канючил Петенька Трубецкой, теребя за рукав Бежецкого, изучающего в полевой бинокль Зимний дворец, раскинувшийся перед ним во всей красе. — По верхнему этажу, под самую крышу… Бабахнет-то как!

«Да-а, развел, понимаешь близнец панибратство в полку! — недовольно подумал Александр, не отрываясь от цейссовских окуляров. — Хотя… Его ведь это дело, не мое…»

— Я бы не возражал, — поддержал юного соратника, с которым уже успел, видимо, сдружиться, судя по ежеминутному перемигиванию и тайным знакам, Бекбулатов. Он шиковал одолженным, вернее отобранным, у Колчака морским биноклем. — По-моему, этого «рыжего»… Ну вы поняли, господа, кого я имею в виду…

— А я возражаю, — решительно отрезал Бежецкий, опуская свой оптический прибор. — Во дворце государь, все августейшее семейство, масса других людей, ни в чем не повинных, ценностей культуры на миллионы рублей, в конце концов! Я не желаю брать грех на душу из-за одного светлейшего подлеца с бандой приспешников. Еще три беглых холостыми… Пожалуйста, — попросил он торопливо кивнувшего Колчака, тут же поднесшего ко рту микрофон внутренней связи.

Еще через секунду три оставшиеся орудийные башни слаженно повернулись в ту же сторону, куда смотрели орудия, салютовавшие первыми. Все находившиеся на мостике уже поднесли руки к ушам и открыли рты, чтобы не лопнули барабанные перепонки, готовясь пережить еще один акустический шквал, гораздо более мощный, чем первый… Однако кавторанг вдруг бросил что-то отрывистое в микрофон и сообщил:

— Прошу прощения, господа, но противник требует срочного начала переговоров… Через полчаса, самое большее через сорок пять минут на борт «Авроры» прибудет парламентер, имеющий специальные полномочия…

— Кто именно?

— Сам генерал-губернатор Санкт-Петербурга князь Карпинский…

— Извините, Николай Александрович, — сказал Бежецкий, глядя прямо в небесно-голубые глаза Колчака. — Я не знаю иного генерал-губернатора столицы, кроме князя Алметьева-Талшинского. Сообщите окопавшимся во дворце приспешникам узурпатора, что я согласен принять только лицо, назначенное на пост государем. И еще передайте: если они надеются протянуть время до того, как подойдут верные узурпатору войска, то глубоко ошибаются. Я не намерен вести с ними иных переговоров, кроме как о капитуляции безо всяких условий, причем на обдумывание ультиматума даю всего два часа. Если к восемнадцати ноль-ноль я не получу положительного ответа, то оставляю за собой полную свободу действий вплоть до применения тяжелого вооружения…

* * *

«Барон Корф князю Бежецкому.

Господин полковник, я верен присяге, данной мной государю, поэтому не могу выполнить вашу просьбу о сдаче крепости.

Генерал барон Корф».

— Хитрит, немчура! — Бекбулатов швырнул факс на стол и зашагал по рубке из угла в угол. — Тоже тянет время. Пугнем, Саша?

Александр покачал головой:

— Нет, Володя… Пугать мы больше никого не будем. Я думаю, генерал Корф на всякий случай пытается снять с себя ответственность за сдачу крепости. К чему бы он иначе затеял эту переписку по факсу?

Действительно, комендант крепости сразу и наотрез отказался общаться визуально или по телефону, предложив сначала обмен посланиями через курьеров, но потом все же согласившись на телефакс.

— Однако долго ждать мы вряд ли сможем…

Перевернув тот же самый лист факсовой бумаги, Александр размашисто написал каким-то штурманским, напоминающим фломастер чертежным инструментом:

«Бежецкий барону Корфу.

Господин генерал, я понимаю ваши колебания, но, увы, время не ждет. Через сорок пять минут истекает срок моего ультиматума засевшему в Зимнем дворце узурпатору и его приспешникам. Известный вам господин Челкин насильно удерживает государыню, цесаревича и великих княжон, пользуясь болезнью нашего любимого государя. Подлый узурпатор и все поддерживающие его ответят за свои преступления по закону. Вы желаете разделить их участь? Взываю к вашему благоразумию.

Полковник князь Бежецкий».