– У нас с этим тоже провал, – строго заметил князь. – Только мы о Великом Порядке понятия не имеем, потому и проигрываем. Располагайтесь, расскажу вам о своей задумке. Кажется, я знаю, как «живца» твоего, Слава, изобразить. Если сработает ловушка, закроем вопрос раз и навсегда!

* * *

Адмирал Джонсон влетел в тактический зал Генштаба, как юнга-посыльный, со скоростью пули. Лицо адмирала было искажено гримасой гнева, а в руке он сжимал листок тонкого пластика с каким-то текстом. Присутствующие в помещении штаб-офицеры обернулись к адмиралу и уставились на него с нескрываемым интересом. Джонсон пошарил сверкающим взглядом по залу и, отыскав Стивенсона, решительно двинулся к нему. Ничуть не смущаясь, что командующий марсианскими вооруженными силами беседует с Верховным главнокомандующим Великим Князем Гордеевым и начальником Объединенного Генштаба генералом Накано, адмирал швырнул листок на стол и, слегка заикаясь от возмущения, заявил:

– Это н-не лезет ни в какие ворота! Это реальная, непоправимая катастрофа, господа генералы! Новый Перл-Харбор! Вашу контрразведку следует отдать под суд! Расстрелять к дьяволу! Всех, до одного!

– Спокойно, адмирал, что случилось? – Гордеев удивленно взглянул на Джонсона. – За что вы предлагаете ликвидировать под корень контрразведку?

– Катастрофа! – Голос у боевого адмирала вдруг сорвался. – Флот прорыва атакован прямо на базе. Он… уничтожен! Эйзенские корабли вышли из прыжка точно в районе формирования флота и расстреляли корабли в упор! Они не могли обнаружить базу самостоятельно! Координаты им передали из нашего Генерального штаба!

– Стоп, машина! – Гордеев помрачнел и уставился на Стивенсона. – Какой еще флот прорыва, объяснитесь, генерал.

– Объясниться? – Стивенсон выдержал буравящий взгляд Великого Князя. – Я-то объяснюсь, а вот вы… Хорошо, извольте. После поражения в ледяном поясе остатки Резервного флота были окружены неизвестным флотом и теперь маневрируют, теряя силы и не имея возможности прыгнуть в безопасную зону. Поскольку Генштаб не в состоянии собрать кулак для прорыва к окруженному флоту, мы решили сделать это сами. Все было проделано тайно и быстро. Если бы не предатель в Генеральном штабе, у нас все могло получиться. Но, как видите, не получилось. Мобильный флот немцев уничтожил спасательную корабельную группу прямо на базе еще до начала прорыва. Это реальная военная катастрофа, адмирал Джонсон прав. А теперь скажите вы, мистер Гордеев, почему предатель до сих пор не пойман вашей контрразведкой?

– Я сто раз говорил, не следует согласовывать планы с Объединенным штабом, – немного успокоившись, прохрипел Джонсон. – Это было нашей единственной ошибкой.

– Возможно, не единственной, – резко возразил Стивенсон. – Возможно, мы ошиблись чуть раньше. Когда заключили коалицию.

– Не надо было этого говорить, – Гордеев встал. – Впрочем, как угодно. Желаете сделать официальное заявление?

– Господа! – решительно вмешался начальник Объединенного Генштаба. – Возьмем паузу и остынем! Прошу вас, не делайте поспешных заявлений! Ситуация сложная, но нельзя терять голову, нельзя идти на поводу у эмоций! Тайм-аут, господа генералы и адмиралы! Ваша светлость, прошу вас! Мистер президент, вас тоже!

Стивенсон ничего не ответил. Он кивнул Джонсону, и они молча покинули тактический зал. Следом за ними удалились и все остальные марсиане. Понимать это как разрыв отношений, было преждевременно, но то, что коалиция под угрозой, сомнению не подлежало.

* * *

Это было странно, даже подозрительно. Краузе вовсе не рассчитывал на такую щедрость Судьбы. Он надеялся, мечтал, но никак не ожидал, что ему действительно удастся на следующий день в то же самое время увидеть и даже увести из лазарета Катрину. Но все сложилось весьма удачно, нашлось подходящее алиби и для начальства, и для любопытных товарищей из команды Найдера, и даже фрау Нессель лишь бросила вслед улепетывающему коллеге полный осуждения взгляд. Временный «аусвайс» был выписан на целую неделю, и проблем с формальностями также не возникло.

Постовая медсестра была другой, но и она не увидела в поступке офицера ничего предосудительного. Забирает, значит, надо. На всю ночь? Понятно, вопросов нет. Она даже не ухмыльнулась. Альфреда это почему-то огорчило. По пути к палате Катрины он взглянул в зеркало. Вроде бы не урод. Почему же в глазах у постовой не промелькнуло и намека на любопытство? Неужели медсестра настолько дисциплинирована? Или она не представляет мрачноватого, измученного инспектора в роли героя-любовника? Почему же тогда «клюнула» Катрина? Получается, Грета права – Катрина использует Краузе в своих целях?

«Использует. Ну и что? Я бы на ее месте тоже искал любые способы вырваться из этой стерильной тюрьмы. Никто и не рассчитывает на глубокое взаимное чувство, но симпатия тоже неплохое начало. Не все же умеют вспыхивать. Большинству требуется раскачка, пристрелка и всё такое».

Сегодня Альфред не рискнул пригласить Катрину в ресторан. Да она и не хотела. Очутившись в лифте, она сама, чтобы не мучить кавалера, набрала на панели «сорок четыре».

– Смотреть на пьяные физиономии офицеров и слушать небылицы – увольте! – Кати рассмеялась. – Последние шесть лет я только этим и занималась. Гораздо больше мне понравилось у вас дома. Только давайте проедем чуть дальше вашего квартала и прогуляемся по уровню. У вас там интересно?

– Сейчас нет. Военный режим, экономия во всем. На всех уровнях сумрачно и холодно. Но если хотите немного взбодриться…

– Хочу. А согреемся мы поблизости от вашего блока. Я вчера заметила там небольшой павильончик. Там подают плохой кофе, но наливают вполне приличный шнапс.

– Это лишнее. Согреться и выпить кофе мы сможем дома. Мне заменили пищемат. Но только, чур, вино мы прихватим по дороге!

Они рассмеялись. Этот вечер начался не так сумбурно, как вчерашний, и Альфред был почему-то уверен, что закончится он еще лучше.

Готовясь к ухаживаниям, Краузе еще вчера снял со счета больше половины сбережений, поэтому завернул в винный магазинчик с видом человека, способного купить всю лавчонку. Впрочем, подвига он бы не совершил. Цены на спиртное неуклонно падали, и сегодня приличный шнапс стоил процентов на двадцать дешевле, чем до начала войны.

– А брикеты с сублиматами и пищевой порошок дорожают, – поделился Альфред наблюдением одновременно с Катриной и продавщицей.

– Война, герр офицер, – продавщица, на вид лет ста, а по голосу едва ли тридцати, удрученно вздохнула и выставила на прилавок покрытую пылью бутылку «Бордо». – Простите!

Она спохватилась и вытерла бутылку передником.

– Натуральное?

– Конечно! Импортная квота, видите штамп? Политкомиссия торгового министерства требует, чтобы на витрине был ассортимент, и люди могли сравнить лучшие сорта отечественной продукции с товарами знаменитых производителей. Но у нас это никто не берет. Что тут сравнивать? Бутылка шнапса «Четвертый рейх» стоит сорок марок, а эта импортная бурда целых триста. За что? Одиннадцать градусов! Виноградный сок! Если захочется, я куплю брикет виноградного сублимата и разведу в шнапсе. Вот это будет вино! А это… бурда и есть.