— Ты! — воскликнул Ферди, пришедший в ярость. — Убирайся отсюда, никому ты здесь не нужна!

Персик О’Хенлан посмотрела на Ферди сверху вниз и ухмыльнулась:

— Ах, у меня коленки задрожали от страха! Наверно тебе кажется, что ты очень страшный человек, который запросто может меня обругать и все такое. Ничего подобного. Ты просто псих, сумасшедший, вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не заткнуться и не дать своему языку выходной?

— Я разберусь с ней, Ферди, — пообещала Каролина, жестом призывая Ферди к молчанию. Она вскочила на ноги и встала перед Персиком, глядя на нее довольно злобно.

Понимала ли ирландка, как потрясло Каролину ее вчерашнее заявление? Не потому, что ей было стыдно иметь такую мать, как Персик; Каролину поразило, как долго та скрывала их родство, что говорило об отсутствии материнской любви. Впрочем, поразмышляв, Каролина решила, что ирландка просто солгала.

— Неужели ты действительно ударила Гришема по голове и украла у него ключ? Или дело в том, что ты такая засаленная, что тебе удалось змеей проползти под дверью? И это моя мать?! Я предпочла бы, чтобы мать моего отца умерла старой девой, чем признать такую женщину, как ты, своей родственницей. Подумать только: я доверяла тебе!

Персик уперлась кулаками в бока и начала наступать на Каролину, опасливо обходя Ферди, жонглировавшего тремя красными деревянными шариками.

— Ах, моя уточка, — подмигнула она Каролине. — Значит, ты доверяла мне. А кто заботился о тебе много лет, и не только потому, что ты напоминала мне малютку, которую я родила и потеряла за три недели до твоего появления.

— Правда? — спросила Каролина. — Так почему же ты заботилась обо мне?

Персик отвела глаза и сделала вид, что осматривает комнату. Потом ответила:

— У меня были на это причины, моя уточка. Ты была не такая, как другие. Имела все повадки леди. Тот, кто упек тебя в приют, хотел, чтобы ты исчезла, поэтому я решила тебя не выдавать, когда за тобой пришел тот хмырь с зычным голосом и красной рожей; в то время ты как раз была у меня дома, лежала в лихорадке. Ты заболела через неделю после того, как попала в приют.

Каролина страшно разволновалась:

— Через неделю. Персик? Выходит, что человек, которого ты называешь «хмырем», явился через неделю после того, как ты меня нашла?

Персик пожала плечами:

— Может быть, больше, может быть, меньше. И еще неизвестно, искал ли он тебя. Может, он искал кого-нибудь другого. Раз он не предлагал мне денег, то я слушала его вполуха. Ты была моим маленьким сокровищем. Глядя в твои живые зеленые глаза, я видела в них свое будущее. И знаешь, ты меня не разочаровала. К тому времени, когда тебе исполнилось десять лет, я могла продать тебя цыганам за кругленькую сумму, а потом махнуть в Лондон. Благодаря тебе я надеялась выбраться из Богом забытого Глайнда, но, когда пришло время, не смогла поступить с тобой так, как задумала. Ты имеешь надо мной какую-то власть, Каро, так что я ничем не разжилась, а просто послала тебя в Вудвер.

Каролина покачала головой:

— Удивительно, что, умея извлекать выгоду из любой ситуации, ты еще не имеешь собственного дома и экипажа.

Персик вытерла нос рукой:

— Ладно, Каро, хватит на меня злиться. Ты ведь не будешь смотреть свысока на бедную женщину, которая хочет заработать себе на пропитание? Ведь я могу умереть с голоду, если ты не дашь мне с собой пару каких-нибудь серебряных вещичек. Я не гордая, возьму что угодно — за исключением той ерунды, которая висит у тебя на шее, конечно. Лучше уж я взяла бы пару канделябров.

Каролина подняла подвеску и посмотрела на нее.

— Ты теряешь хватку. Персик, если думаешь, что эта подвеска ничего не стоит. Это прекрасная дорогая вещь.

«…Я не отдам им эту чудесную подвеску. Существуют незаменимые вещи».

Каролина потрясла головой. Должно быть, из-за головной боли она слышит чьи-то голоса. Персик вытянула руку и потрогала подвеску:

— Хочешь сделать из меня дурочку? Если ты и правда думаешь, что это ценная вещь, то учеба не пошла тебе впрок. Разуй глаза и посмотри внимательно, что там нарисовано, Каро. Посмотри хорошенько. Животное стоит на задних ногах, как собака, которая клянчит кость. Но это не собака, а лошадь. А теперь скажи мне: что это за лошадь такая, если у нее между ушей торчит рог? Правда, блестит, как настоящее золото, но что ты скажешь о рисунке? Чистое безобразие. Я подумала так тогда — и точно так же думаю теперь.

Сердце у Каролины застучало, и внезапно у нее пересохло в горле.

— Ты видела эту вещь раньше, Персик? — спросила она, тыча подвеской в лицо ирландки. — Где?

Персик оттолкнула подвеску, направившись к подносу с пирожными. Засунув одно из них в рот, а два за пазуху, она кивнула, затем заговорила с набитым ртом:

— Знаешь, неплохие пирожные. Даже очень неплохие. Так о чем ты меня спрашивала? Ах да, о лошадях. Они были на том платье, в котором ты была, когда я тебя нашла. Были вышиты по подолу красивыми нитками. Я попыталась вытащить нитки и продать, но из этого ничего не вышло: платье было слишком грязное. Удалось продать только пуговицы, и то всего за три пенса. Так что твое платье принесло мне три пенса и кучу вопросов, на которые мне не очень-то хотелось отвечать. Не платье, а сплошные убытки. — Она запихнула в рот еще одно пирожное и вытерла руки о юбку. — В общем, не о чем и говорить, всего три пенса. А с обувью вышло еще хуже: я вообще не смогла ее продать, потому что на тебе была только одна туфелька.

«Плед из кареты был обнаружен в доброй миле от места происшествия, и в него была завернута одна туфелька…» Каролина прижала руки к вискам, вспоминая слова герцога. Она закрыла глаза и увидела маленькую девочку в белом платье, болтавшую пухлыми ножками.

Она громко застонала.

— Каро! С тобой все в порядке? — спросил Ферди, потянув ее за руку; ей показалось, что его голос прозвучал откуда-то издалека. — Ты неважно выглядишь.

Сцена, возникшая перед ее мысленным взором, переменилась. Маленькая девочка была сильно напугана, она тянула на себя плед и расширившимися глазами смотрела на сидевшего напротив красивого мужчину; ее нижняя губа дрожала, но она изо всех сил старалась быть большой девочкой и не плакать.

«Генри, нет! Ради всего святого, не покидай нас».

Она плачет. Прекрасная леди плачет.

«Иди сюда, дорогая. Спрячься здесь, пока не вернется папа». Каролина покачала головой, видя перед собой какой-то темный ящик с паутиной по углам, сколоченный из грубых досок.

Губы ее снова зашевелились, но она сама не понимала, что говорит. Ее голос сделался высоким, детским; она обращалась к прекрасной леди: «Я не хочу туда залезать. Пожалуйста. Там темно. Каро говорит „нет“«.

«Каро будет играть? Да, дорогая. Какая ты хорошая девочка. Ты моя сладкая, любимая Каро. А теперь поцелуй маму».