– О чем ты говоришь, дон Хуан?

– Я говорю о том, что это было твое третье столкновение с достойным противником. Она всюду преследует тебя, выжидая момент, когда ты проявишь слабость. В этот раз ты почти оказался у нее в руках.

На меня нахлынуло раздражение. Я обвинил его в том, что он подвергает меня бессмысленной опасности. Я сказал, что он ведет жестокую игру.

– Это было бы жестоко в отношении обычного человека, – возразил он. – Но человек перестает быть обычным, едва вступив на путь воина. И, кроме того, я нашел тебе достойного противника вовсе не затем, чтобы поиграть с тобой или тебе досадить. Достойный противник подстегнет тебя. Под влиянием такого достойного противника, как Ла Каталина, ты можешь научиться использовать все то, чему я тебя научил. Я не вижу другого способа.

Мы немного помолчали. От его слов у меня возникло тяжелое, мрачное предчувствие.

Потом дон Хуан попросил меня как можно точнее воспроизвести крик, который я услышал после того, как произнес «Buenas noches».

Я попытался, и получившийся жуткий вой испугал меня самого. Дону Хуану моя интерпретация показалась, видимо, смешной. Он хохотал без удержу.

После этого он предложил мне восстановить всю последовательность событий: расстояние, которое я пробежал; расстояние, на котором женщина была от меня, когда я ее заметил; расстояние, бывшее между нами, когда я подбегал к дому, и момент, в который она начала прыгать.

– Ни одна жирная индианка не способна этак скакать, – сказал дон Хуан, выслушав все подробности. – Ни одна из них столько даже не пробежит.

Он заставил меня попрыгать. Мне удавалось за каждый прыжок покрывать не больше полутора метров. А та женщина, если я не ошибся, прыгала самое малое – на три метра с лишним!

– Я думаю, ты уже понял, что должен с этой самой минуты всегда быть осознанным и держаться настороже, – очень серьезно сказал дон Хуан. – Она пыталась хлопнуть тебя по левому плечу в момент твоей слабости, когда ты не был способен осознавать.

– Что мне делать?

– Жаловаться во всяком случае бессмысленно. С этого момента самым важным фактором твоей жизни становится стратегия. Стратегическая линия жизни.

Я не мог сосредоточиться на том, что он говорил, и записывал чисто автоматически. После длительного молчания он спросил, не ощущаю ли я боли за ушами или в затылочной части шеи. Я ответил, что не ощущаю, а он сказал, что боль в любом из этих мест означала бы, что я действовал неуклюже и Ла Каталина сумела причинить мне вред.

– Впрочем, все твои действия вчера вечером были неуклюжи, – заявил он. – Прежде всего, ты отправился на вечеринку, чтобы убить время. Как будто есть время на то, чтобы его убивать. Это тебя ослабило.

– Мне что же, нельзя ходить на вечеринки?

– Тебе можно ходить куда угодно, но при этом ты должен отвечать за каждое свое действие. Воин живет стратегически. И на вечеринку или на что-то в этом роде отправляется только в том случае, если этого требует стратегическая линия его жизни. И это само собой подразумевает, что он находится в состоянии абсолютного самоконтроля и осознанно совершает все действия, которые считает необходимыми.

Дон Хуан пристально посмотрел на меня, потом закрыл лицо руками и усмехнулся.

– Ты на самом деле попал в крутой оборот, – сказал он. – На твоем пути оказался достойный противник, и впервые в жизни ты не можешь позволить себе разгильдяйства. На этот раз тебе придется освоить совершенно новое для тебя делание – делание стратегии. Если ты выстоишь в схватке с Ла Каталиной, то настанет день, когда тебе нужно будет поблагодарить ее за то, что она заставила тебя изменить твое делание.

– Боже, какой ужас! А если я не выстою?

– Воин никогда не индульгирует в таких мыслях. На той вечеринке, например, ты был шутом. Не потому, что задача быть шутом вытекает из твоей стратегии, но потому, что ты сам отдался во власть этих людей. Ты никогда не утруждал себя самоконтролем, поэтому в конце концов был вынужден от них убегать.

– Что же мне следовало делать?

– Не ходить туда вообще, а если и идти, то только для того, чтобы совершить какой-нибудь особенный поступок. После дурацкой ситуации с пьяными мексиканцами ты был ослаблен. И Ла Каталина не преминула этим воспользоваться. Потому она и устроилась у тебя на пути. Твое тело почувствовало, что тут что-то не то, но ты все равно с ней заговорил. И это было ужасно. Во время столкновения с противником ты не должен произносить ни слова. А потом ты повернулся к ней спиной. И это было еще хуже. Но вслед за этим ты побежал. И вот хуже этого ты уже ничего не мог придумать. Если бы на месте этой ведьмы оказался настоящий магический воин, он уложил бы тебя на месте уже в тот момент, когда ты повернулся спиной. Единственная защита мага – не двигаться с места и исполнять свой танец.

– О каком танце ты говоришь? – спросил я.

Он ответил, что «кроличий бой», которому он меня научил на днях, – первое движение танца воина. Того самого танца, который воин оттачивает и развивает всю свою жизнь, а потом использует во время своей последней стоянки на этой земле.

Тут в сознании моем что-то наконец прояснилось, и возникли кое-какие соображения. С одной стороны, я не мог не признавать реальности всего, что происходило во время моей первой стычки с Ла Каталиной, и, безусловно, существовала возможность того, что она меня действительно преследует. Но с другой стороны, я не мог понять, каким образом она это делает, и потому у меня возникло подозрение, что дон Хуан просто разыгрывает меня и сам производит многие из тех жутких эффектов, которые я наблюдал.

Вдруг дон Хуан посмотрел на небо и сообщил, что теперь – самое время съездить взглянуть на ведьму. Он заверил меня, что это почти совсем не опасно, поскольку мы всего лишь просто проедем мимо ее дома.

– Тебе нужно только на нее взглянуть, – объяснил он. – Тогда все сомнения так или иначе отпадут.

Руки мои начали обильно потеть, и мне пришлось несколько раз вытереть их полотенцем. Мы сели в машину. Дон Хуан велел мне ехать сначала по трассе, а затем свернуть на широкую немощеную дорогу. Я вел машину по самой ее середине, потому что тяжелые грузовики и тракторы выдавили в земле довольно глубокие колеи и моя машина оказалась слишком низкой для того, чтобы ехать по правой или левой стороне. Мы медленно продвигались вперед, окруженные облаком пыли. Грубый гравий, которым когда-то были засыпаны выбоины, во время дождей смешался с грязью, и теперь сухие комья из