Однако наказание Джонатана прошло печальнее. Никто не смеялся. Генри Тоттон сделал то, что считал обязательным. Он выполнил это не только с чувством нереальности происходящего, но и с уверенностью, что теперь этот странный мальчик только возненавидит его. А потому Джонатан, хотя ему было больно, весьма гордился всей историей, тогда как его несчастный отец закончил дело в гораздо больших муках, чем сын.

«Он все, что у меня есть, – думал купец, – и вот я потерял его». Из-за дракона. Бедняга так плохо понимал детей, что не представлял и того, как быть с Джонатаном дальше.

Поэтому на следующий день он бесконечно изумился, когда сын вполне бодро обратился к нему:

– Отец, возьмешь меня на солеварню, когда снова туда пойдешь?

Боясь упустить возможность помириться, тот быстро ответил:

– Сегодня днем как раз туда и собираюсь.

Необычное тепло последних дней сменилось более типичной для апреля погодой. По вымытому синему небу плыли белые и серые облака. Ветер был сырой; его периодические порывы принесли морось, когда Генри Тоттон и Джонатан, дойдя до церкви в верхней части Хай-стрит, свернули налево и спустились по длинной тропе, которая вела к морю.

Полоска берега ниже города была пустынной и продуваемой ветром. От лимингтонского причала небольшой эстуарий продолжался примерно с милю на юг, пока полностью не вливался в Солент. Справа, ниже возвышенности, на которой располагался город, на две с половиной мили на юго-запад до бухточки и деревни Кихейвен раскинулись обширные Пеннингтонские соленые болота.

Место выглядело пустынным. Ландшафт оживляли зеленые пучки болотной травы, кустики утесника, пропитанные морской солью, чахлые и погнутые морскими ветрами колючие деревца. Дальше, за Солентом, нависала длинная береговая линия острова Уайт, переходившая справа в меловые скалы. Можно было решить, что здесь обитают лишь чайки, а на болотах – кроншнепы и дикие утки. Но это было бы ошибкой.

Солевые ямы существовали там со времен саксов. Потребность в соли была велика. Иного способа консервирования мяса и рыбы не знали. Когда в ноябре фермеры забивали скот и свиней, все мясо приходилось засаливать на зиму. Если король требовал из Нью-Фореста оленину для своего двора или армии, ее непременно солили. Англичане производили соль в огромном количестве, и вся она приходила с моря.

Генри Тоттон владел солеварней в Пеннингтонских болотах. Как только отец и сын зашагали по тянувшейся вдоль берега каменистой дорожке, им стали видны варочное отделение и насосы с ветряными двигателями. Это был один из комплексов, находившихся на берегу. Им не понадобилось много времени, чтобы дойти до места.

Джонатану нравились солеварни, возможно, из-за их близости к морю. Первое, что было нужно для производства соли, – большой резервуар на самой береговой линии, в который поступает приливная морская вода. Джонатан любил наблюдать за приходом моря, за тем, как оно журчит по изогнутым желобам. Однажды они с Вилли играли на песчаном берегу и сами соорудили нечто подобное.

Затем шли тщательно обустроенные солевые ямы. По сути они представляли собой огромный мелкий бассейн, в котором поддерживался постоянный уровень и который был разделен на малые емкости примерно по двадцать квадратных футов глиняными стенками шесть дюймов высотой и достаточно широкими, чтобы по ним мог пройти человек. С помощью деревянных черпаков вода из резервуара поступала в эти емкости, но заполнялись они всего дюйма на три. С этого момента начиналась добыча соли.

Все очень просто. Воду выпаривали. Это получалось только летом, и чем теплее был воздух и жарче солнце, тем больше добывали соли. Сезон обычно начинался в самом конце апреля. В удачный год он мог длиться шестнадцать недель. Однажды, в очень плохой год, он продолжался всего две.

Идея заключалась в том, чтобы не выпаривать воду в одной-единственной яме.

«На выпаривание уходит время, Джонатан, – давным-давно объяснил отец, – а нам нужно, чтобы соль поступала непрерывно».

Поэтому метод был следующий: вода переходила из емкости в емкость, так что выпаривалась постепенно и по ходу превращалась во все более концентрированный солевой раствор. Для ее продвижения применялись насосы с ветряными двигателями.

Последние были чрезвычайно просты; возможно, ими пользовались на соленых болотах под Нью-Форестом во времена саксов, и они вряд ли отличались от тех, что были известны на Среднем Востоке две тысячи лет назад: высотой около десяти футов с простой крестовиной, на которой, как на ветряной мельнице, устанавливали четыре небольших паруса. Паруса вращались и приводили в движение кулачок, который управлял находившимся ниже элементарным водяным насосом. Вода перекачивалась из одной мелкой ямы в другую, пока не достигала последней стадии процесса в варочном отделении.

Тоттон пришел сюда нынче, чтобы произвести тщательный осмотр и вовремя распорядиться о ремонтных работах, которые могли понадобиться после зимы. Они с Джонатаном занялись этим вместе.

– Надо прочистить желоб резервуара, – заметил мальчик.

– Да, – кивнул Генри.

В починке нуждались и несколько глиняных стенок в солевых ямах.

Здесь Джонатан особенно пригодился: он легко переходил с одной узкой стенки на другую и помечал известковым раствором все найденные трещины.

– А дно везде тоже надо почистить? – спросил он.

– Почистим, – отозвался отец.

Заключительный процесс представлял собой непосредственно производство соли. К тому времени, когда выпаренная морская вода достигала последней ямы, она представляла собой высококонцентрированный рассол. Теперь солевар клал в яму свинцовый груз. Если тот плавал, то это означало достаточную насыщенность рассола. Открыв шлюз, солевар давал рассолу стечь в варочное отделение.

Последнее являлось просто сараем с укрепленными стенами. Там находился варочный котел, огромный бак шириной больше восьми футов, под которым располагалась печь, топившаяся обычно дровами или углем. Постепенно из бака выпаривалась вся вода, и оставалась толстая соляная корка.

В сезон солеварения кипячение происходило почти непрерывно. Каждое, в свою очередь, занимало восемь часов. Если начать воскресной ночью и закончить субботним утром, то выходило по шестнадцать циклов в неделю. При такой скорости солевая яма Генри Тоттона могла еженедельно производить почти три тонны соли. Она была твердая и достаточно чистая.

– На каждую тонну соли мы сжигаем девятнадцать бушелей, – заметил Тоттон. – Значит, – он начал считать для мальчика, – если бушель топлива стоит…

Не прошло и нескольких секунд, как сосредоточенность Джонатана стала рассеиваться. Варочное отделение нравилось ему меньше, чем все остальное. Когда шла варка, его слепили облака соленого пара. Горло потом какое-то время жгло. Участок вокруг варочного отделения разогревался и окутывался туманом. При первой же возможности Джонатан убегал к резервуару, к свежему морскому ветру, чайкам и кроншнепам.