Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоху.
Они познакомились уже подростками, когда мать впервые отправила ее в
Штаты на лето – практиковать язык и общаться с родственниками. И тогда же, сразу, они понравились друг другу – потому что были одинаковыми.
Совершенно и во всем. Даже внешне. Разве только Тохе те же самые черты шли больше – ввиду его «мальчиковости». Для пацана он выглядел вполне себе ничего, девчонки заглядывались. Точно такая же Росомаха привлекала куда меньше внимания.
Потом было еще три подобных лета, когда они становились старше.
И бесконечная переписка в интернете, сделавшаяся важной частью жизни.
Встречи, когда он оказывался в Европе. Яркий ОМКФ прошлым летом и мимолетная Румыния осенью. Воспоминания об Одессе заставили ее поморщиться – наверное, потому что Одесса теперь никогда не будет принадлежать ей, но стала навсегда их общим с человеком, который не хотел ничего общего, но хотел получить Озерецкого.
Росохай глухо выдохнула, все-таки соорудила себе еще стакан виски с содовой и даже успела проглотить его до того момента, как вернулись
Антон и Пэм.
Чтобы сбежать из этой тишины и увести ее.
Чтобы тишины не стало, Руслана готова была на многое. Почти на все.
И еще через полчаса она уже бодро волокла своих родственников сквозь толпу, мерцающую разными цветами на танцполе клуба, названия которого она не запомнила.
- Миленько! – таков был ее вердикт, брошенный Тохе по пути к столикам.
- А по-моему, везде одинаково, - отозвался он, устраиваясь рядом с Пэм.
Одинаково ли везде, Росомаха не знала. Никогда не шаталась по клубам.
Не любила, обходила стороной. Но когда заметало – почему-то всегда судьбоносно. Может быть, не зря ей не нравилась именно эта ночная жизнь
– и потому всегда выбирала свою, росомашью.
- А в горюче-смазочных разбираешься? – перекрикивая музыку, спросила она.
- Тебе сильно горючих?
- Термоядерных.
- А потом мне тебя тягай? – рассмеялся Антон.
- Что? Боишься, что надорвешься?
- Просто лень.
- Честность – иногда херовое качество, - выдала она и добавила: -
Закажешь мне что-нибудь? Я танцевать. Пэм?
Пэм недоуменно мотнула головой и перевела взгляд на жениха. На него же посмотрела и Росомаха:
- Будем считать, что я под вашим присмотром?
- Бууудем, - протянул Озерецкий, повертел головой в поисках официантов и вернулся взглядом к сестре. – Тебе горючего заморского или родного?
- Ну вот приятно разговаривать с человеком, который понимает. И никаких оливок! Лимон.
- Значит, заморского.
За последнюю реплику ему был послан воздушный поцелуй и улыбка.
После чего Росомаха развернулась к танцполу и, буквально пританцовывая на ходу, направилась в толпу.
- Со стрессоустойчивостью у нее так себе, - наконец, позволила себе сделать замечание Пэм.
- Что есть, то есть, - хмуро согласился Антон. Но стряхнув озабоченность, живо спросил: - Танцевать хочешь?
- В последнее время с твоими съемками я хочу только отоспаться. Мне тоже заморского. Только не термоядерного. А то точно отключусь.
- Так удобный диван, - захохотал Тоха. – Тут и поспим, пока Руська с ума сходит.
Руська действительно сходила с ума. Невыносимость тишины вокруг убивала ее. Бездействие – убивало ее. Каждая секунда времени, проведенного внутри себя, – убивала ее. Но больше всего пугало то, что выбираться из этого оказалось почти невозможно. И она готова была делать все что угодно, лишь бы пространство вокруг, толща молекул, из которых состоит воздух, наполнилась звуками внешнего мира. Чтобы они пробились к ней, наконец! Освободив. Просто освободив.
Вокруг были запахи. Духи, кальян, алкоголь, табак, мускус. И ритмично двигающиеся под музыку тела вызывали и в ней желание двигаться. Стоять на месте тоже нельзя. Она не видела лиц людей вокруг. Их выхватывали яркие лучи диско-шаров. И мелькали они совсем рядом, но она их не видела. Мозг почти не участвовал в том, что делали руки, ноги, бедра.
Мотающаяся из стороны в сторону голова с развевающимися волосами, бившими по шее и по щекам, липнувшими к губам.
Слышала свой голос, выкрикивающий припев песни – слова нанизывались на память и при отключенной голове. Сама не знала, как оказалась где-то почти в центре. И понимала, что несмолкающий шум сменил тишину. Этим шумом она выкорчевывала из себя боль, вновь свалившуюся на нее в этот день. Свалившуюся с еще большей силой, почти погребая под собой.
Откуда-то взялся парень перед ней, молоденький, младше ее, с дурацким мелированием и густой челкой. И его светлая рубашка расцвечивалась яркими пятнами, от которых у нее почти двоилось в глазах. Но танцевал здорово, придерживая ее за талию. Росомаха рассмеялась, когда он что-то сказал ей – все равно ни слова по-немецки не поняла. И выкрикнула в ответ заплетающимся языком:
- Get the fuck out of here!
И в следующее мгновение замерла – ясно и четко разглядев, как мимо них с пацанёнком здоровый мужик, почти шкаф, тащит за руку к столикам невысокую блондинку. Ярко накрашенную и едва стоящую на ногах.
И тут замелькало. «Мандарин». Дядя Паша, несущийся через танцпол. И девушка в красном.
Алина Соловьева. Алина Соловьева – девушка в красном и владелица VIP-карты Сениного клуба! Сейчас в топике, расшитом серебристыми пайетками, и узких брючках «под кожу». Пьяная. Здесь. В Вене.
Она!
Росомаха, не давая себе и секунды подумать, потому что остановиться – означало снова оказаться в убийственной тишине, ломанулась следом, на ходу отмахиваясь от что-то пытавшегося возражать или предлагать тинэйджера.
Пола под ногами она не чувствовала. Неслась вперед, разыскивая глазами, куда именно делась только что мелькнувшая парочка. У росомах очень
острый нюх, зрение и слух, они идут по кровавому следу и доедают
останки животных, убитых медведями, рысями, волками. В то же время
они и сами могут напасть на оленя, косулю, кабаргу, лося, горного
барана.
Не брезгуют ничем. Но слишком многие вокруг ничем не брезгуют.
Возможно, пора бы и научиться, что важен результат, а не то, каким образом результат достигнут. Каждый останется при своем в конечном счете. Лукин – с интервью Озерецкого, с женой и ребенком. Она – с Алиной
Соловьевой, рюкзаком за плечами и ненавистью к засыпающим городам, в которых нет ничего, кроме одиночества.
Парочка снова вынырнула из толпы. И Росомаха ломанулась следом.