— Два раза, вместе с папой. — Гражина легонько вздрогнула. — Мне было очень страшно, снились жуткие сны.

— Какие? — спросил Ларссон.

— Я почти ничего не запомнила. Оба раза снился какой-то мужчина, плохой мужчина, злой. И говорил он что-то очень плохое, что-то ужасное. Но я не помню, что именно. Помню только, что я не хотела его слушать, не хотела видеть, закрывала глаза, затыкала уши, но всё равно слышала его слова… — Гражина несколько секунд помолчала, затем откровенно призналась: — Я рада, что всё забыла. Хотя папа был недоволен, назвал меня трусихой. Сказал, что я не должна пугаться; что я должна быть сильной и стойкой. Но на следующий раз всё повторилось. — Она грустно вздохнула. — Наверное, я слабая. А когда стану сильной, то папа уже не сможет меня похвалить…

Не сдержавшись, Ларссон ласково погладил белокурую головку Гражины, одновременно размышляя над её словами. Ему сразу на память пришёл рассказ Герти о том, как в двенадцать лет мать учила её путешествовать по «колодцу». Практическое занятие было только одно, и Герти не горела желанием его повторять. Ей тоже виделся страшный сон, из которого она запомнила только смутный, но крайне отталкивающий образ какого-то мужчины, внушавшего ей ужас. Тогда Ларссон не придал этому значения, ведь кошмары в «колодце» не редкость, а вполне обычное явление. Но теперь он задумался: что если это был не просто кошмар, а Велиал таким образом пытался связаться с ними — и с Герти, и с Гражиной, и с другими? Когда Тара говорила ему о своём общении с повелителем, Ларссон решил, что она имела дело с Чёрным Эмиссаром. Хотя, возможно, это было в «колодце» — и Тара, в отличие от Герти или той же Гражины, не отвергла своё видение, а приняла его с энтузиазмом. Не исключено, что и те две девочки, которых агентам Вышних пришлось убить, тоже оказались открыты для инфернальных посланий в «колодце». И если догадка Ларссона верна, то удивление должен вызывать сам факт, что вдвое больше девочек с таким же происхождением, как у Тары, не поддались воздействию Нижнего Мира. Это свидетельствует о том, что у детей (даже у таких детей) очень сильна сопротивляемость ко Злу…

Достигнув Бетики, они покинули Перекрёсток миров и совершили мягкую посадку во внутреннем дворе резиденции патриарха Несторианской Церкви. Там их встречал мужчина лет сорока, тёмноволосый, крепко сложенный, в строгом чёрном костюме с белым воротником, указывавшим на духовный сан. Это был один из доверенных помощников патриарха, отец Эдвин ван дер Мер, с которым в основном и имели дело Ларссон и Бен.

Приветливо кивнув отцу Эдвину (они расстались лишь немногим более часа назад), Ларссон спешился и ссадил с лошади Гражину. Девочка с осторожным любопытством осмотрела вымощенный гладким булыжником двор с красивым фонтаном в центре. С трёх сторон он был окружён зданием патриаршего дворца, а с чётвёртой — крытой галереей, под которой имелась арка, ведущая в парк.

— Где это мы? — спросила Гражина.

Ларссона опередил только что подошедший к ним отец Эдвин.

— Ты находишься на Грани Бетика, дитя моё, в гостях у святейшего патриарха Илария, — ответил он ласково. — Его святейшество прослышал о твоей беде и изъявил желание помочь тебе.

— О-о! — удивилась девочка, явно поражённая тем, что ею интересуется человек, которого называют «святейшим». — А откуда он меня знает?

— Его святейшеству многое ведомо. Позже ты с ним встретишься, а пока о тебе позаботится сестра Лайме. — С этими словами отец Эдвин жестом подозвал пожилую монахиню, скромно стоявшую немного в стороне. — Надеюсь, вы с ней найдёте общий язык.

Последнюю фразу, как оказалось, следовало понимать буквально. Сестра Лайме заговорила с Гражиной на каком-то незнакомом Ларссону языке, и по тому, как сверкнули глаза девочки, стало ясно, что он её родной. Она что-то ответила, затем снова перешла на коруальский, чтобы попрощаться с Беном и Ларссоном, после чего ушла вместе с монахиней.

Ларссон проводил их взглядом, пока они не скрылись за одной из дверей правого крыла здания, после чего сказал:

— Ну вот, свою работу мы выполнили.

— К тому же весьма оперативно, — подхватил отец Эдвин. — Я не уполномочен говорить от имени руководства нашей Церкви, но от себя лично выражаю вам признательность. Нам бы понадобилось как минимум два месяца, чтобы доставить всех пятерых девочек на Бетику. А так, благодаря вам и, в особенности, благодаря Ральфу, — он кивнул коту, который в этот момент как раз принял свой обычный, то есть кошачий, облик, — всё сделано за один день. Что же касается официальных благодарностей, то вы, без сомнений, услышите их от святейшего Илария, который просил передать, что приглашает вас с утра на личную аудиенцию во время завтрака. К сожалению, сегодня вечером он слишком занят.

— Возможно, это и к лучшему, — произнёс Бен, с трудом подавив зевок. — Боюсь, на сегодняшнем ужине от нас было бы мало толку, ведь мы на ногах уже часов двадцать, не меньше. Не стану говорить за Эйнара, но сам я предпочёл бы поскорее перекусить и лечь спать.

— Я, в общем, тоже, — согласился Ларссон.

— Ваше желание для нас закон, — с готовностью ответил отец Эдвин. — Для вас уже отведены гостевые апартаменты, а самое большее через полчаса вам подадут ужин. За это время вы как раз успеете привести себя в порядок после дороги. Прошу вас, следуйте за мной.

И он провёл их в левое крыло дворца, противоположное тому, куда монахини уводили всех пятерых девочек. Как оказалось, Ларссону и Бену отвели не просто гостевые апартаменты, а настоящие королевские, к тому же отдельные для каждого. Впрочем, поужинать они решили вместе, и им накрыли стол в просторной гостиной апартаментов Ларссона.

Компанию им составлял отец Эдвин, который почти не ел, а в основном поддерживал разговор и, как бы между делом, но тем не менее весьма настойчиво, пытался разузнать о происхождении чудесных способностей Ральфа. Вряд ли он это делал по собственной инициативе, скорее выполнял поручение патриарха, и было заметно, что ему крайне неловко раз за разом возвращаться к теме, от которой его собеседники с не меньшей настойчивостью стремились уйти.

Сам Ральф при этом не присутствовал — он и Сибилла не стали ждать, когда подадут ужин, а быстро сбегали на кухню, где повара накормили их до отвала, после чего коты вернулись к своим хозяевам и сразу устроились спать. Но даже если бы Ральф был на ужине, то лишнего всё равно не сболтнул бы. И не только потому, что не умел говорить по-человечески; просто Бен ещё в самом начале попросил его помалкивать об этом, а Ральф был кот послушный и ответственный.

Судя по задаваемым вопросам, отец Эдвин даже не догадывался, что тут приложили руку Вышние. Видно, был непоколебимо уверен, что если бы они имели такую возможность, то наделили бы подобными способностями одного из принадлежащих несторианам котов. А из этого следовало, что руководство Несторианской Церкви весьма глубоко увязло в сотрудничестве с Вышним Миром и, возможно, считало себя его дланью на Гранях.

Убедившись, что его расспросы ни к чему не приведут, отец Эдвин не стал дожидаться конца трапезы, а поднялся из-за стола и попросил прощения, что вынужден покинуть их ввиду неотложных дел. Перед самым уходом он сказал: