– Какого дьявола меня морят голодом в собственном доме?

Сидевшая на табурете нахальная девица окинула его недобрым взглядом и пробурчала:

– Что, проголодались?

– Естественно! Я голоден как волк! – рявкнул Бертран. – Почему до сих пор не растоплена печь? И где моя жена, черт бы ее подрал!

Служанка вскочила с табурета и сказала, пожав плечами:

– Я ее сегодня не видела. И подумала, что и вы здесь не ночевали. Я ведь не читаю чужие мысли на расстоянии! Вам придется подождать, пока я приготовлю еду.

– Не утруждайтесь, я позавтракаю в клубе, – раздраженно огрызнулся Бертран и возобновил поиски исчезнувшей супруги, выкрикивая ее имя. Ответом ему было молчание. В конце концов он понял, что жены дома нет, и не на шутку встревожился.

Тревога сменилась паникой, когда он, взбежав по ступенькам в ее комнату, не обнаружил на ее туалетном столике ни флаконов с духами, ни шкатулки с драгоценностями. Исчезли также и личные вещи Камиллы, за исключением двух шляпок, лежавших на самой верхней полке платяного шкафа.

Бертран сбежал по лестнице на первый этаж, осмотрел гостиную и столовую, вышел в коридор и застыл там, дрожа от ярости. Прежде, до таинственного исчезновения жены, он частенько мечтал о том прекрасном дне, когда словно по мановению волшебной палочки вдруг освободится от брачных оков и опостылевшей супруги. Сейчас же ему почему-то совершенно не хотелось ликовать и веселиться.

Взгляд его случайно упал на конверт, лежавший на полочке под вешалкой. Он торопливо вскрыл его, развернул лист бумаги и пробежал записку, написанную округлым женским почерком. Камилла сообщала ему, что она более не в силах сносить его хамство и равнодушие, а потому уходит от него навсегда. Бертран похолодел и замер, чувствуя, как внутри его растекается чудовищная пустота. Еще никогда ему не было так одиноко и страшно.

Ровно в девять часов утра черная лакированная карета с фамильным гербом графа Ландона подкатила к дому леди Пакстон и остановилась. Антония взглянула на нее в окно спальни тетушки, надула губы и вышла в коридор, чтобы вызвать Хоскинса и велеть ему отправить экипаж восвояси. Из других окон, выходящих на улицу, за ним наблюдали взволнованные вдовы. Выслушав дворецкого, кебмен пожал плечами и заявил, что он имеет указание своего господина дождаться хозяйку этого особняка, а поэтому готов стоять здесь хоть до самого вечера.

Спустя час Антония уже металась по комнате, ломая руки. Гермиона отказалась доставить настырному Ремингтону записку, все вдовы заняли в этом споре ее сторону. Но самый мощный удар Антония получила, когда к экипажу подошла группа мужчин в клетчатых твидовых костюмах и нелепых шляпах. Нетрудно было догадаться, что это репортеры. Они стали задавать кебмену вопросы и, ухмыляясь, что-то записывать в свои блокноты.

Какого дьявола им здесь надо? Почему они косятся на ее парадный вход? Не сбегутся ли вскоре сюда и другие стервятники из бульварных газетенок? Обеспокоенная нежелательным развитием событий, Антония мысленно послала проклятие графу Ландону – главному виновнику всех ее бед] поспешно оделась и вместе с тетушкой Гермиона села в черную карету. Следом метнулась группа репортеров, выкрикивая на бегу провокационные вопросы, но кучер хлестнул кнутом лошадей, и роскошный экипаж покатил по мостовой в направлении Сити с головокружительной скоростью.

– Я выскажу ему все, что думаю о нем, а потом вернусь домой, – заявила Антония, переведя дух.

– Безусловно, – согласилась Гермиона, пряча улыбку.

– А в другой раз эта его колымага может стоять под моими окнами хоть до второго пришествия, пока не проржавеет.

– Совершенно верно, деточка!

Едва войдя в вестибюль конторского здания, в котором располагалась контора графа Карра, Антония обратила внимание на нескольких скверно одетых мужчин, не вписывающихся в окружающую обстановку. Их нелепые костюмы в крупную клетку и помятые котелки больше соответствовали убогой атмосфере бедных районов Ист-Энда. К миру финансовых воротил они, конечно, не принадлежали. Завидев ее, один из этих шаромыг завопил:

– Вот она! Я ее узнал!

В мгновение ока незнакомцы с испитыми лицами и голодными глазами взяли испуганных дам в плотное кольцо. От них несло леденцами, дешевыми сигарами и потом, и после первого же заданного одним из этих прощелыг вопроса Антония, смекнув, что они репортеры, вцепилась в руку Гермионы и попятилась к дверям. Но путь к отступлению оказался отрезанным.

На нее обрушился град вопросов:

– Верно ли, что вчера лорд Карр напал на вас на улице?

– Правда ли, что граф настаивает на выполнении вами второй части вашего пари?

– Означает ли это, что вы его проиграли?

– Какую работу он собирается вам предложить?

– Правдивы ли слухи о том, что неделю назад вас и графа застали в пикантной ситуации его приятели?

– Какова ваша позиция в вопросе о праве женщин участвовать в выборах?

Антония была возмущена бесцеремонным поведением пишущей братии. Газетчики не пропускали ее к лестнице и не выказывали ни малейшего почтения. Если же она пыталась оттолкнуть одного из них, то немедленно получала сдачи. Антония едва не поддалась панике, когда чья-то сильная рука сжала ее запястье. Обернувшись, она увидела, что ей на помощь подоспел Ремингтон. Он строго приказал атаковавшим ее негодяям покинуть помещение, пока их не вытолкали взашей его охранники. Репортеры не приняли эту угрозу всерьез и тотчас же пожалели об этом. Ремингтон подал знак своим дюжим молодцам, стоявшим на лестничной площадке, и те быстро выпроводили незваных гостей за дверь„надавав им тумаков.

Оказавшись в приемной графа, Антония гневно воскликнула:

– Почему здесь собралась вся эта свора журналистов? Откуда им стало известно о моем предстоящем приезде? Кто сказал им, что наш спор продолжен? Я чувствую, что твоим интригам, Ремингтон, никогда не будет конца!

Услышав вместо благодарности обвинения в свой адрес, граф оскорбился, но виду не подал, не желая усугублять скандал.

– Вероятно, кто-то из репортеров подслушал наш разговор в вестибюле, – с задумчивой миной предположил он. – Либо сделал выводы из статейки, опубликованной в утреннем номере «Гафлингерс газетт», где упоминалось о недоразумении в переулке. Так или иначе, их больше не пустят даже на порог моей конторы.

– А что за новый пасквиль сочинил этот выдумщик Фитч? – настороженно поинтересовалась Антония.

– Так, фантазии на тему вчерашнего эпизода в переулке, – безмятежно улыбаясь, ответил граф. – Подобных неприятностей можно избежать, если ты примешь мое предложение.

– К вашему сведению, ваше сиятельство, я сама могу постоять за себя! – в сердцах вскричала Антония.

Ремингтон ухмыльнулся, и она покраснела, вспомнив, что едва не пала жертвой толпы обезумевших бумагомарателей. Тем временем граф обратился к Гермионе: