— Да, — ответил Мортамбо и принялся тереть глаза.

— А ты помог ему?

— Нет, Богом клянусь, нет!

— И тебе не совестно доносить на кузена, который только что умер?

— Эллекен требует от людей покаяния.

— Ах вот оно что. Ты хочешь, чтобы Владыка пощадил тебя. Но тогда в твоих интересах рассказать правду о том, что случилось с твоей матерью.

— Нет, нет. Я ее пальцем не тронул. Это же была моя мать.

— Ее ты не тронул. Только обернул веревку вокруг ножки табуретки, на которую она должна была встать. Никчемный ты тип, Мортамбо. Вставай, мы отвезем тебя домой. У тебя будет время поразмыслить, так уладь отношения с Эллекеном, напиши чистосердечное признание.

Адамберг заехал в гостиницу и обнаружил, что Эльбо устроился на его кровати, в углублении матраса, а Вейренк, проснувшийся, успевший принять душ и совершенно преобразившийся, сидит за столом и уплетает разогретую лапшу прямо из кастрюли.

— Будем дежурить вдвоем с трех до девяти утра. Тебя устраивает?

— Даже очень, я вроде бы опять пришел в норму. Невозможно описать, каково это — видеть, что прямо на тебя несется поезд. Я чуть не сдрейфил, чуть не оставил Данглара на рельсах — думал, не успею вскочить на платформу.

— Тебя наградят, — на секунду улыбнувшись, сказал Адамберг. — Почетной медалью полиции. Она целиком из серебра.

— Вряд ли. Вот если бы я настучал на Данглара, тогда бы наградили. Наверно, старик не переживет того, что с ним случилось. Гордый альбатрос, великий ум рухнул с недосягаемой высоты.

— Он уже копошится на земле, Луи. Не знает, как подняться после такого краха.

— Так ему и надо.

— Да.

— Хочешь лапши? Я один не справлюсь, — сказал Вейренк, протягивая кастрюлю Адамбергу.

Адамберг жадно поглощал чуть теплую лапшу, когда затренькал его мобильник. Он открыл его одной рукой: сообщение от Ретанкур. Наконец-то.

«Мажордом сказал, Кр.-1 подстригся в пятницу в 3 часа утра, в шоке, в знак траура. А уволенная горн. сказала, он еще в четверг вечером приехал домой подстриженный. Но горн. ненадежный свидетель, слишком жаждет мести. Ухожу от них. Займусь машиной».

Адамберг с бьющимся сердцем показал сообщение Вейренку.

— Не понял, — сказал Вейренк.

— Я тебе объясню.

— Я тоже тебе кое-что объясню, — сказал Вейренк и опустил свои длинные ресницы. — Они снова в пути.

Он взял лист бумаги со списком покупок и нарисовал на нем контур африканского континента.

— «Когда узнал?» — написал Адамберг поверх слов «сыр, хлеб, зажигалка, корм для голубя».

— «Час назад получил SMS», — написал в ответ Вейренк.

— «От кого?»

— «От друга, чей № есть у твоего сына».

— «Что случилось?»

— «Нарвались на легавого в Гранаде».

— «Где сейчас?»

— «В Касаресе, это в пятнадцати километрах от Эстапоны».

— «То есть?»

— «У переправы в Африку».

— Пошли, — сказал Адамберг, вставая. — У меня пропал аппетит.

— Все тихо, — сказал Жюстен, когда Вейренк и Адамберг без пяти три утра пришли на дежурство.

Адамберг обогнул дом и подошел к Эсталеру, который с сосредоточенным видом шагал взад-вперед, поглядывая то на дом, то на бескрайние поля.

— Все в порядке, — доложил Эсталер. — Странно только, что он все еще не спит, — добавил бригадир, указывая на свет, пробивающийся сквозь ставни.

— У него такие мысли, что с ними не очень-то и заснешь.

— Точно.

— Что это ты ешь?

— Кусочек сахара. Чтобы восполнить запас энергии. Хотите?

— Нет, Эсталер, спасибо. В последнее время от одного вида сахара меня начинает трясти.

— У вас аллергия? — забеспокоился Эсталер, широко открыв свои огромные зеленые глаза.

Адамберг тоже провел бессонную ночь, несмотря на все его попытки хоть немного поспать перед дежурством. Кромс и Мо в опасности, они могут переправиться в Африку и затеряться там навсегда — и почему его сыну пришлось разделить судьбу Мо? К тому же ордебекский убийца раз за разом ускользал от комиссара, как будто и вправду был смердящим призраком: похоже, местные жители правы, никто не в силах остановить длинноволосого Владыку Эллекена. И наконец, семейство Клермонов было по-прежнему неуловимым, оставалось надеяться только на историю со стрижкой. Хотя эта версия могла рассыпаться при первой же проверке. Не исключено, впрочем, что мстительная горничная была права и Кристиан вернулся домой уже подстриженный. Уехал в восемь вечера с роскошной шевелюрой, вернулся в два ночи с короткой стрижкой. Совсем короткой: так же или почти так же коротко стригся Мо, чтобы убрать пряди, опаленные огнем, чтобы не вызвать подозрений у полицейских. Однако старого Клермона увозил с приема не Кристиан, а другой его сын, Кристоф. К тому же костюмы обоих братьев были в полном порядке и их не отдавали в чистку.

Адамберг выкинул это из головы и сосредоточился на наблюдении. Луна достаточно ярко освещала поля и опушку леса, хотя, как и предупреждал Эмери, на западе небо заволокли тучи. Уже две недели стояла жара, дождя не было ни разу, и эта аномалия начинала беспокоить нормандцев. Тучи, надвигавшиеся с запада, постепенно стали превращаться у них в навязчивую идею.

Часы показывали четыре утра, а в двух помещениях на первом этаже, кухне и туалете, все еще горел свет. В том, что Мортамбо не мог уснуть, не было ничего удивительного, но все люди, страдавшие бессонницей, с какими довелось встречаться Адамбергу, оставляли свет только в той комнате, где они коротали томительно долгую ночь. Впрочем, измученному страхом Мортамбо, наверно, стало бы еще страшнее, если бы весь остальной дом погрузился в темноту. В пять часов Адамберг подошел к Вейренку.

— По-твоему, это нормально? — спросил он.

— Нет.

— Проверим?

— Давай.

Адамберг постучал в дверь условным стуком. Четыре раза медленно, три раза быстро. Повторил это несколько раз, но никто не ответил.

— Открывай, — скомандовал он Вейренку, — и держи наготове ствол. Оставайся здесь, я войду и посмотрю, что с ним.

Достав пистолет и сняв его с предохранителя, Адамберг быстро прошел по пустым комнатам, он старался держаться ближе к стенам. Ни раскрытой книги, ни включенного телевизора, ни Мортамбо. На кухне комиссар увидел остывшие остатки ужина: у хозяина дома не хватило сил его доесть. В ванной лежала одежда, та самая, в которой комиссар видел его в жандармерии. Если Мортамбо сбежал, он мог это сделать только одним способом: выбраться на крышу через чердачное окно, дождаться, когда дежурный полицейский завернет за угол, и спрыгнуть вниз. Очевидно, он не доверял своей охране и предпочел исчезнуть. Адамберг открыл дверь туалета — и тучное тело свалилось к его ногам, лицом кверху. На полу лужа крови, штаны у Мортамбо спущены, а из горла торчал толстый стальной стержень. Если Адамберг не ошибался, это была стрела арбалета. Мортамбо умер по меньшей мере часа три назад. Под круглым оконцем валялись осколки стекла.