Тревожным предупреждением о грядущих событиях стало вето посла Розенберга на участие в хунте Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ). Это было открытым игнорированием принципа политического паритета, до сих пор шедшего коммунистам на пользу. Розенберг дал понять, что поставок советского оружия не будет, если в хунту обороны войдут «троцкисты». (В действительности Андреу Нин уже порвал с Троцким, критиковавшим ПОУМ, хотя остался антисталинистом).

Ситуация с порядком в Мадриде становилась устрашающей: все гражданские русские покинули столицу, но офицеры НКВД остались. Ситуацию усугубили слова Молы про «пятую колонну». Неудивительно, что это злополучное замечание усилило страх внутренней измены и вызвало новый круг репрессий.

Гражданская гвардия, переименованная в Республиканскую, подверглась безжалостной чистке – этому способствовал факт ее бунта в Бадахосе при приближении Ягуэ. Штурмовая гвардия, подвергнутая той же участи, была отправлена в Валенсию. Большую часть операций по безопасности проводил коммунистический 5-й полк; делегат по безопасности Сантьяго Каррильо руководил волной арестов и бессудных расстрелов, превзошедшей, возможно, аналогичную волну июля – августа. В Мадриде, без сомнения, было много сторонников националистов, но в подавляющем большинстве акций, приписываемых «пятой колонне», на самом деле было виновны горожане, ошибочно определявшие направление пулеметного огня и путавшие артиллерийские снаряды с «брошенными из окон гранатами».

Трудно сказать, действительно ли руководство хунты боялось удара в спину или оно намеренно раздувало инциденты, чтобы оправдать безжалостные методы сил безопасности. Шпиономания достигла небывалой высоты – вплоть до того, что обрезались телефонные провода, чтобы сторонники националистов не снабжали по телефону разведданными Африканскую армию, достигшую пригородов. Дела, реальные или воображаемые, «пятой колонны» не оправдывают решение вывезти заключенных тюрьмы Модель в Паракуэльос-де-Харама и потом расстрелять. Многие из них были ведущими сторонниками националистов[448].

Точно неизвестно, кто отдал этот приказ – помощник Каррильо Хосе Кацорла или Кольцов, корреспондент «Правды» и специальный посланник, заявивший, что «такие важные элементы не должны попасть в руки фашистов». Мельхор Родригес, анархист и новый директор тюрем, только что назначенный Хуаном Гарсиа Оливером, тут же решительно осудил эти убийства, но мало кто, помимо него, осмелился критиковать коммунистов в такой критический момент.

Решение по заключенным было принято в 10:30 утра 8 ноября на совещании представителей Союза социалистической молодежи и местной федерации НКТ. Заключенных разделили на три категории:

1. Фашисты и опасные элементы. Немедленная казнь с сокрытием (нашей) ответственности.

2. Неопасные заключенные. Немедленная эвакуация в тюрьму Чинчилья, максимальная безопасность.

3. Невиновные (в каких-либо преступлениях). Немедленное освобождение для демонстрации иностранным посольствам нашего гуманизма[449].

Нет никаких оснований предполагать, что об этом решении 20-летних Сантьяго Каррильо и Амора Нуньо, стоившем 2 тысячи жизней, была осведомлена хунта обороны Миахи или правительство в Валенсии. (Сантьяго Каррильо был впоследствии руководителем Испанской коммунистической партии, а под занавес холодной войны стал убежденным сторонником еврокоммунизма – попытки западных компартий выйти из-под заржавевшей железной руки СССР.) Утверждалось, будто их бесчеловечное решение предотвратило восстание «пятой колонны»; в том, что в городе пряталось много сторонников националистов, нет сомнения, но у них не было ни оружия, ни организации, чтобы выступить.

Тем временем в столицу возвращалась измотанная и деморализованная милиция. Некоторые открыто бежали, даже захватывали машины «скорой помощи», чтобы не попасть в руки к марокканцам; но были и такие, что упорно защищался, замедляя наступление националистов. Скорее всего, газетчики, видевшие только бегущих, преувеличили масштабы разгрома милиции. 4 ноября был захвачен Хетафе вместе с аэродромом, и Варела поспешил сказать журналистам, что те могут «объявить на весь мир, что на этой неделе Мадрид будет захвачен». Через два дня была взята Брюнета западнее столицы. Газета «ABC», выходившая в Севилье, радовалась: «Чтобы доехать до города в такси, нам пришлось бы заплатить всего 4,60 песеты».

Националисты уже организовывали продовольственные конвои, чтобы было чем кормить население после вступления в город. Даже осторожный Франко считал скорую развязку очевидной, причем настолько, что решил предоставить республиканским войскам коридор для отхода – для того, чтобы им, загнанным в угол, не пришлось драться не на жизнь, а на смерть. В результате не было предпринято наступление в сторону Валенсии, которое перерезало бы дорогу на город.

Несмотря на отступление республиканцев, боевой дух милиции стал улучшаться: причиной этого было начало поступления советской помощи, приобретаемой в счет золотого запаса. Русский посол в Лондоне Майский, представитель СССР в Комитете по невмешательству, заявил 28 октября, что его страна считает себя связанной соглашением не больше, чем Германия, Италия или Португалия[450]. Это было сказано накануне танковой атаки на Сесенью.

Первая партия русской помощи, прибывшая в октябре, состояла из 42 истребителей-бипланов И-15 («Чато»)[451] и 31 истребителя-моноплана И-16 («Моска»)[452]. 29 октября эскадрилья только что доставленных бомбардировщиков «Катюшка»[453] бомбила Севилью, а 3 ноября истребители «Чато» видели над Мадридом. На следующий день они рассеяли отряд истребителей «Фиат» и вступили в бой с «Хейнкелями-51». Толпы мадридцев всматривались в небо и приветствовали радостными криками задымившийся самолет: для них было очевидно, что сбит может быть только вражеский стервятник. Им было невдомек, что советским «истребителям над Мадридом приказывалось исполнять воздушный балет только над своей территорией и залетать на вражескую только для планирования в сторону наших порядков при заглохшем моторе»[454]. Поставки современных советских вооружений, особенно танков и пузатых И-16 принудило нацистов увеличить собственную помощь. Франко дал согласие на создание независимого немецкого командования и легиона «Кондор».