Иван Васильевич Марков тогда был поручиком; я с ним в Петербурге был еще несколько знаком; он их всех честнее был, но горлан, очень любил выпить или, как говорилось у них, протащить; играл в карты, любил буянить и всегда был в венерической болезни.

Николай Николаевич Жаке, полковой квартирмейстер. Никакое количество водки не могло его сбить с ног; от венерических болезней у него нос был с небольшим провалом, и голос всегда охриплый; ему было за 30 лет, в деле он вооружался пикой и отправлялся во фланкеры. Признавали его пьяным только тогда, когда он сипучим своим голосом повторял затверженные им слова, единственные, которые он по-французски знал: «C’est ne pas la naissance, c’est la seule vertu qui fait la différence».[127]Его произвели в полковники и дали какой-то уланский полк; слышно, что он совсем спился и умер.

Крещенский был адъютантом у Чаликова, слабого здоровья, хороший малый, храбрый, пил поумереннее товарищей и знал свое дело.

Николай Львович Черкасов, полковой адъютант, человек неприятный, неуживчивый и, говорили, бесчестный; его офицеры не терпели, потому что он был доносчиком на них у генерала, большой хвастун, пил поменьше других.

Иоселиян, родом имеретин, необыкновенного роста, силы и храбрости, бедный, простой и смирный; он имел пять или шесть ран. В полку рассказывали, как в кампании 1812 года Иоселиян, увидев однажды, что человек 12 вооруженных французов забрались в сарай, слез с лошади, взял пику и в сопровождении одного улана молдованца, по имени Кариов, бросился в сарай и переколол их всех.

Полковник Колчевской простой малый и горький пьяница.

Гофман был еще молодым офицером в то время и прислан в полк под покровительство Маркова, с которым он вместе жил. Думать можно, что полковой дядюшка его Марков не упустил случая сделать достойного себе племянничка.

Шишкин, очень молодой человек, но бойкий и чахнул от пьянства и фрянок.[128]

Воейков, друг и приятель Маркова, имел более других образования, но был задорен, дерзок и крикун.

Два брата Заборинских также любили выпить.

Альбединский был порядочнее многих в полку; я с ним позже познакомился; казалось, что его не любили товарищи. В обратное следование наше через город Шалон во Франции он вступил в масонскую ложу и был ревностным членом этого общества.

Вейс, молодой человек, порядочный и не вдавался в пьянство.

Глазенап, из храбрейших между офицерами.

Кроме сих были еще многие, как то: князь Эристов, Масловский, Меликов, трое Болшвингов, Гундиус, принц Филипштальский, маркиз Босезон и пр. Они все отличались храбростью; последние двое еще приличием и образованием.

Старшим полковником в полку тогда был Мезенцов, человек ограниченных дарований и, как говорили, не из бойких офицеров; его не уважали. Офицеры также в глаза смеялись и над стариком Чаликовым, который называл их головорезами и спускал им дерзости. Он сам представлял из себя шута, врал, коверкался и потому не вправе был требовать уважения от своих офицеров. Чичерин был шефом Лейб-драгунского полка. Офицеры его вообще не любили, и в полку постоянно происходили раздор и несогласия; трезвости же не более как между уланскими офицерами.

Назову тогдашних знаменитостей Лейб-драгунского полка. Елимовской, горлан и пьяница, но старый и храбрый кавалерийский офицер; он теперь полковой командир Нижегородского драгунского полка, где отличается мотовством, пошлостью и пьянством. Пенхержевский, полковой квартирмейстер или адъютант. Иванов, генеральский адъютант, замечательной глупости. Яковлев, прозванный Куликом по длинному его носу, глупый и пьяный, но хорошо знающий фронтовую службу. Кардо-Сысоев, простой малый, едва знающий грамоте. Еще двое Яковлевых, совершенные невежды. Катаржи, грек, Роп, немец, Сиверс, лишившийся голоса от венерических болезней. Пушкевич, побочный сын какого-то Пушкина, добрый малый, но жестокий пьяница; он бывал представителем за свой полк, когда драгунские офицеры состязались с уланскими, кто кого перепьет. Драгуны были всегда обязаны Пушкевичу победой. Станкевич, отличный пьяница и буян. Черкесов, побочный сын Петра Семеновича Мордвинова (брата адмирала Николая Семеновича), приличный молодой человек, с которым я был в коротком знакомстве и дружен. Богданов, очень молодой, убит в сражении под Фер-Шампенуазом. Двое Бурцовых. Брежинский, поляк. Шембель, человек пошлый и пьяница. Бергман славный, умный малый, с воспитанием и просвещением. Бибиков, убит на поединке. Сапега. Клюпфель, хороший молодой человек, с воспитанием, сын управляющего в Петергофе.

Лейб-драгунский полк также отличался храбростью и часто находился в передовых войсках. Кнорринг, порядочный человек, убит под Лейпцигом. Полковник Квитницкий, крайне глупый и пошлый человек.

Таково было новое общество, в которое я попал, и на искушения коего случалось мне несколько раз податься.

7 мая я был командирован из главной квартиры в легкую гвардейскую кавалерийскую дивизию, которая расположена была в резерве за левым флангом. Дождь шел проливной. Я явился к Чаликову, который с первого приема начал врать. Уланские офицеры обступили меня и расспрашивали о новостях. Марков узнал меня, позвал меня к себе в шалаш и собрал товарищей своих. Мы сели у огня, и вмиг я был знаком с целым полком; с первого раза все меня стали тыкать. Я удивился такому обращению; но, видя, что вольное сие обхождение было у них в обычае, я начал с ними также запросто говорить; к вечеру все было пьяно.

Пред центром главной позиции нашей, несколько влево, находился верстах в двух или трех город Бауцен. Линии наши занимали возвышения, примыкая своим левым флангом к высоким горам, отделяющим Саксонию от Богемии. Горы сии покрыты были лесом и удобны только для действования пехотой. От этих гор до конца правого фланга местоположение было почти ровное и пересечено только несколькими оврагами и селениями. По всей линии нашей были построены батареи, коих орудия должны были много вредить неприятелю. Сначала горы, на левом фланге лежащие, были слабо заняты нашей пехотой, почему и можно полагать, что линии наши начинались от подошвы сих гор. Часть центра и правого фланга занимали пруссаки, а на самом конце оного стоял отдельно от главной армии Барклай де Толли с корпусом. Он накануне присоединился к нам, прибыв от осады крепости Торунь; но корпус его состоял только из 8000 и по отдаленности был мало поддерживаем во время сражения. Гвардия, кирасиры и резервная артиллерия стояли в резерве за центром. Легкая гвардейская кавалерийская дивизия стояла в резерве за левым флангом на равнине, примыкая к горам. Авангард стоял впереди левого фланга, прикрывая несколько горы. Лейб-гвардии Гусарский полк, считавшийся в нашей дивизии, был откомандирован в авангард.