Мона сразу вскочила — как по команде. Видимо, приученная. Им, Кешей?

— Спасибо, — пробубнила Настя, получив к эклеру чай.

Следовало, по-хорошему, отказаться от пирожного. Ну, сладкое же она действительно может не есть! Или сказать, что эклер недостаточно сладкий, чтобы перебить горечь, растекшуюся по всему рту и уже даже затекшую в грудь.

— Думаешь, мне не страшно?

Настя лишь скосила глаза в сторону Моны, поняв, что выпала из разговора. Впрочем, он не был общим. Он принадлежал этим двоим. И она была здесь абсолютно лишней. Не на празднике жизни, а на развалинах чужого воздушного замка.

— Это как обгонять по встречной, — отвечал Кеша абсолютно спокойно. — Либо пан, либо пропал.

— А если пропал…

Настя через силу откусила кусочек эклера. Если кто здесь и пропал, так это она…

— Не уверен, не обгоняй, — голос Кеши не поднялся даже на один тон. — Но ты ведь все решила. У тебя просто предсвадебный мандраж. Это нормально.

— Наверное, ты прав. Я буду стараться и у меня будет все хорошо.

— Конечно, у тебя будет все хорошо. Иначе и быть не может. У хорошего человека все должно быть хорошо.

Он замолчал. На секунду.

— Ладно, Мона. Нам действительно пора. Спасибо за чай.

А он его разве пил? Настя скосила глаза: да, чашка пустая и блюдце все в крошках. Не пила чай лишь хозяйка. И сейчас снова вскочила так быстро, что чуть не перевернула стул. Правда, падать ему было особо некуда, если только на плиту.

— Я сейчас принесу две коробки. И можешь не проверять. Я больше не ошибаюсь в комплектовки. Накладно выходит.

Кеша кивнул и поманил Настю к выходу.

— Поторопись. Я хочу быстрее уйти.

Настя попыталась засунуть ноги в завязанные кроссовки — не получилось.

— Какая же ты некультяпая! — выдохнул Кеша в голос и присел на корточки.

Настя захотела вырвать ногу, но Кеша крепко держал ее за лодыжку. Тогда Насте захотелось ударить его — прямо кроссовкой и прямо в лицо. Но в прихожую уже вернулась Мона с двумя коробками и замерла в ожидании, когда же Кеша наконец поднимется на ноги.

— Сколько я должен? — спросил он, открыто глядя Моне в лицо.

— Ты что, сдурел? — хозяйка впервые повысила голос. — Лида моя постоянная клиентка. Если бы не она и не ее отзывы, мой бы магазин сдох в зачатке. А для малыша… — тут Мона перевела взгляд на Настю, и та почувствовала на лице жуткий жар. — Я тоже думала, что будет для Лиды. Я верила… Увы, вы, мужики, ничего не понимаете…

— Мона, без философий, пожалуйста! Я в их семью не лезу больше. Ты собственно этого от меня и требовала. У меня теперь есть свои дела, которые намного важнее чужих.

И когда Кеша демонстративно водрузил на ее плечо руку, от Насти потребовалось недюжинной силы воли, чтобы не оттолкнуть его.

— Давно пора. Ты уже большой мальчик. На, держи…

Мона так толкнула Кешу коробками, что тот отступил на шаг.

— Спасибо… за подарок.

— Смотри, не урони, — проговорила она сухо. — Разобьешь, не склеишь. Удачи вам, ребята!

Настя тихо поблагодарила и все гадала — передаст ей Кеша коробки, чтобы обнять Мону, или так и уйдет, только кивнув на прощание. Так и ушел — видимо, хозяйка нарочно всучила ему коробки. И когда Кеша положил их в багажник, Настя подняла глаза на кухонное окно. В стандартных домах легко высчитать местоположение квартиры. Если Мона и наблюдает сейчас за ними, то из-за занавески.

— Настя, садись уже в машину! — бросил Кеша нервно.

Она села — а куда сейчас денешься! Он тоже занял место водителя, но не пристегнулся, хотя она сразу щелкнула замком ремня безопасности. Чтобы обезопасить себя от Кеши.

— Настя, давай поговорим прямо сейчас… Я не планировал этой встречи, но раз так вышло… Может, даже хорошо. Иногда такая встряска необходима, чтобы все встало на свои места.

Она лишь кивнула. Что тут скажешь? Да и как… Когда ком стоит в горле. Горький, огромный, незаслуженный…

— Я был с ней три года. Для кого-то это много, для кого-то мало. Для меня они прошли вот так, — он щелкнул пальцами. — Незаметно.

Настя нервно кивнула. Зачем ей подробности? Для чего?

— После аварии и смерти отца я был в депрессии, полной. Я вообще не мог думать про какие-то отношения… Мона как-то решила все за меня. Впрочем, отношений не вышло. Я был занят своей работой, она — своей. Потом мы с ней не соглашались друг с другом по девяноста девяти из ста вопросов. Не знаю даже почему. Возраст или просто разные интересы. У нас был секс и ничего больше. Во всяком случае, мы старались именно так и относиться к нашим встречам. Никому о них не рассказывать. Особенно мамам. Не поняли бы… Приходилось врать и выкручиваться… А вот в ту пятницу про ту субботу я впервые сказал правду — что встречаюсь с девушкой, и этой девушкой была ты.

Кеша смотрел вперед, точно вел стоящую на месте машину. Настя тоже уставилась в лобовое стекло, не силах смотреть на говорящего.

— А в то воскресенье… Понимаешь, если бы она сказала мне заранее: все, мальчик, побаловались и хватит. А то, получается, она устраивала свою жизнь у меня за спиной, потому что от секса не хотела отказываться… Будто я не человек. Будто мне не больно, когда мне говорят такое между делом, вместо доброго утра… А вечером ты добавила — трахни меня. Будто у меня на лице клеймо выжжено, что ни для чего другого я непригоден.

— Кеша, это не так… — наконец сумела вымолвить Настя.

— Я знаю, что не так…

Он сгреб ее рукой и вдавил себе в грудь, не заботясь, есть ей чем дышать или нет. Да и сам не дышал. Настя не слышала ничего, кроме его бешено стучащего сердца.

— Просто тогда я думал именно так, вот и рассказал тебе все, как есть. Как было… Чтобы ты не думала ничего лишнего ни про меня, ни про Монику… Я тоже поступал с ней нехорошо, бегая за тобой и держа ее про запас. Наверное, надо благодарить судьбу, что вот так все разрешилось — само собой, и мы как бы не в обиде друг на друга.

Кеша наконец ослабил хватку, и Настя сумела вытянуть ремень.

— И ты не в обиде на меня, верно? — Кеша снова тряс головой, и шрам его горел ярче обычного. — Но я не стану просить тебя знакомить меня со своим бывшим. Я могу не сдержаться и съездить ему по морде.

Настя потянулась назад, и Кеша отпустил ее.

— Настя, прости. Я не хотел… Не хотел бередить твою рану. Извини, вырвалось. Само… Я — дурак.

Она вскинула голову, надеясь, что в глазах не стоят слезы. Но они точно стояли в горле. И голос даже не дрожал, он гудел, как водопроводные трубы, на которых кто-то неумело заиграл ноктюрн среди бела дня. Впрочем, день потускнел. Солнце сбежало с небосклона.

— Кеша, он мертв. Разбился на трассе вместе с девушкой, которую якобы бросил ради меня. В тот день, когда я уехала поступать в училище.