Он не поднял головы, но громко ответил:

– А ты как думаешь?

Я хотел пихнуть его ногу, но боялся лишний раз его тревожить, даже чтобы успокоить. Поэтому я повернулся к ветру, закинул Джорджа чуть повыше и начал долгую дорогу.

Чуть в стороне от злосчастного места я наткнулся на хорошую удочку и плетеную корзину рядом с тропой. Я пнул корзину, но она была пуста. Джорджу сегодня не везет во всем. Я переживал и злился, поэтому решил использовать это в качестве топлива для движения. Но проблема в том, что как только злость выгорает, ты становишься пустым. Я остановился и перевел дыхание. Мне хотелось снять Джорджа с плеч и отдохнуть, но я не стал этого делать, опасаясь, что потом уже не смогу его взять. К тому же оставался еще Генри.

Пока я пробирался через бурю, Генри начал петь. Его низкий голос каким-то образом пробивался сквозь шум ветра и соединялся с ним, разнося по долине призрачные отголоски. Я несколько раз слышал, как Генри пел на религиозных церемониях в резервации и на разных торжествах. Меня всегда удивлял его голос. Мощь и сила не были неожиданностью, но сложные переходы и безграничная способность мгновенно менять тон всегда вызывали у меня улыбку. Хорошие друзья – это те люди, которые остаются рядом, но не перестают удивлять. Движущийся ритм его песни уносил меня все дальше, и его голос оставался со мной на протяжении всего длинного спуска в долину Тенслип.

Я не знал, что это за песня и какие там были слова, да и не хотел знать. Я просто слушал затейливую мелодию и нес ее в сердце и разуме, и рядом со мной будто появлялись другие следы, которые разделяли мою ношу в виде Джорджа Эспера. Старые следы, совсем как горы, и такие же стойкие. Потом к песне Генри присоединились другие, сильные голоса, которые разносились не только над долиной, но и за ее пределы. Со мной были древние шайенны, и я чувствовал их силу, пока продолжал идти по тропе, сминая снег под ногами. К ним добавились и барабаны, идеально подстраиваясь под меня, и этот легкий ритм заставлял мои ноги двигаться. Я впервые за много лет чувствовал себя таким сильным, а может, вообще впервые. Передо мной образовывался пар от дыхания, и ветер будто совсем его не сдувал. Обжигающий воздух приятно наполнял мои легкие, и я готов был бежать; но ровный бой барабанов продолжался, и я не выбивался из ритма.

Древние шайенны будто сражались со мной за моего друга, пытались забрать его в свой лагерь мертвых. Этот вызов был хорошим, духовным, затрагивал струны моей души, но я не собирался проигрывать. Я смотрел на их тени, пока они шли рядом со мной. Пробегая между деревьями с улыбками на лицах, кивая мне, когда я ловил их взгляды, они несли свои военные дубинки, но держали их подальше от меня. Их шаги были твердыми, как и мои, и только через какое-то время я осознал, что мы шли в ногу. Я по-дружески улыбнулся, как бы давая понять, что ценю их поддержку, но не симпатизирую их желаниям. Древние шайенны могли посчитать это улыбкой или оскалом – неважно. Очень скоро мне снова предстоит пойти этим путем, и я буду рад их компании, но они не должны мне мешать. Они были одеты в летние набедренные повязки, с мокасинами на ногах, но холод словно не действовал на них, впрочем, как и на меня. Один из них понимающе кивнул и развернул плечи, чтобы проскользнуть между сомкнутыми соснами, а потом исчезнуть.

Впереди показался небольшой подъем, и только тогда я понял, что у меня замерзли десны, потому что я улыбался в предвкушении. Мой шаг удлинился, и песни тут же подстроились под него. Я почти не спал за последние двадцать четыре часа, мне шел шестой десяток, и все это не имело значения. Молодой человек на моих плечах казался всего лишь большим мешком печеной картошки, а я не сбавлял темпа и продолжал идти.

Хоть облака и покрывали небо, было понятно, что солнце садилось; долина слегка потемнела. Я сосредоточился на своих ногах, отвернувшись от древних шайеннов, и старался не поскользнуться на обледенелых участках тропы. Я не ошибся, когда сказал, что куртка будет мне не нужна, – одежда уже прилипла к каждому контуру тела и, затвердевая, стала замедлять мой шаг. Мои мышцы лишь слегка заныли от боли и усталости, когда я поднялся до крутого поворота, выходившего на небольшой луг, который я видел уже много лет назад. Ветер ударил меня, как распахнувшаяся дверь, отбросив на полшага назад, но потом я спохватился и рванул вперед, продолжая концентрироваться на шагах.

Тяжесть моей ноши только начала сказываться, и тут в поле моего зрения появилось кое-что еще, кроме ботинок. Завернутая в шкуру рукоятка с бусинами и перьями, в которых я теперь узнал сову. Я поднял голову, когда по спине и лицу побежали маленькие ручейки пота. На тропе передо мной кто-то был и отступал назад, пока я шагал вперед. Крупный мужчина с волосами как у Генри, но потом я вгляделся в колючий снег и увидел еще больше сходства. Лицо мужчины было строже и у́же, и его покрывали шрамы, но он определенно был родственником. Его глаза превратились в обсидиановые щелочки, которые смещались то влево, то вправо. У него был такой же взгляд, как у собак, когда они стоят над костью.

Я поправил Джорджа на своих плечах и продолжил идти, а воин точно так же продолжал отступать, держа дубинку всего в нескольких сантиметрах от моего живота. Каждый раз, когда я ускорял шаг, чтобы наткнуться на нее, воин отходил с такой же скоростью. Пар его дыхания появлялся ровно в те моменты, когда я делал вдох, и мы будто делили один воздух. Нам обоим это подходило, и мы продолжили наш танец, пока я шел вперед словно какое-то странное четвероногое животное.

Воин натянуто улыбнулся, и свет его глаз осветил мой путь. Он заметил, что я смотрю на что-то большое и квадратное, маячившее вдалеке над его правым плечом. Он взмахнул дубинкой всего в миллиметре от моего живота, и я почувствовал запах травы и кедра. Затем он снова улыбнулся, и его слова отразились шепотом множества голосов: «Иногда сны реальнее яви».

Я кивнул и рассмеялся так сильно, что вес Джорджа Эспера надавил на затылок и мне пришлось опустить голову. Когда я поправил парня на