Сефи тянется к брату, но не для того, чтобы прикоснуться к нему, а чтобы проверить, дышит ли он, и подносит ладонь ко рту и носу Рагнара. Ему этого мало, он хватает ее за руку и крепко прижимает к груди, чтобы она ощутила с каждой секундой слабеющее сердцебиение. В глазах черного стоят слезы радости. Сефи тоже начинает плакать, на боевой синей раскраске ее щек остаются мокрые дорожки. Тогда Рагнар произносит надтреснутым голосом:

– Я же говорил, что вернусь!

Сефи отворачивается, разглядывая ведущие к краю пропасти следы Айи, потом щелкает языком, и четыре валькирии натягивают канаты и спускаются в темноту в поисках фурии. Остальные охраняют свою предводительницу, не спуская взгляда с холмов и держа изящно изогнутые луки на изготовку.

– Надо срочно лететь на Шпили, отвезти его к вашим шаманам! – обращаюсь я к Сефи, но она даже не смотрит в мою сторону.

– Слишком поздно, – шепчет Рагнар, а я беспомощно смотрю, как на его белую бороду падают снежинки. – Я хочу умереть здесь, на льду. Под огромным свободным небом.

– Нет, – бормочу я, – мы спасем тебя!

Слова сейчас кажутся не важными и далекими. Кровь вытекает из жил Рагнара, но печаль покинула его. Сефи прогнала ее своим появлением.

– В смерти нет ничего хорошего, – обращается он ко мне, хотя я понимаю, что он не совсем это имеет в виду, – особенно если успел пожить по-настоящему. – Он улыбается, пытаясь успокоить меня, но на его лице уже лежит печать несправедливости жизни и смерти. – Этим я обязан тебе. Но еще так много не сделано… Сефи, – зовет он сестру, судорожно сглатывает, но, видно, язык у него уже начал опухать и во рту пересохло. – Мои люди нашли тебя? – спрашивает он, и Сефи кивает, склонившись над братом, а ветер треплет ее белоснежные волосы. – Дэрроу… – Рагнар глядит на меня. – Ты думаешь, что сможешь уговорить их, – произносит он на языке ауреев, чтобы Сефи не поняла нас, – но это тебе не удастся.

Так вот почему он так странно себя вел во время перелета! Он собирался убить свою мать и теперь дает мне разрешение сделать это! Оборачиваюсь к Виргинии, она тоже слышала его слова и теперь смотрит на нашего друга полными слез глазами. Она плачет и над моими глупыми мечтами о лучшем мире, и над умирающим другом. Рагнар корчится от боли, и Сефи выдергивает из сапога нож, не в силах видеть мучения брата, но тот кивает в мою сторону. Он хочет, чтобы это сделал я! Трясу головой в тщетной надежде проснуться от этого кошмара. Сефи свирепо смотрит на меня, в ярости оттого, что я смею противиться последнему желанию ее брата.

– Я умру рядом с моими друзьями, – тихо произносит Рагнар.

Онемев от горя, я молча обнажаю лезвие и заношу его над грудью черного. Мокрые от слез глаза Рагнара наконец-то обретают покой. Больше я ничего не могу для него сделать, поэтому мне нужно взять себя в руки.

– Я передам Эо, что ты любишь ее. Построю тебе дом в долине твоих предков. Он будет стоять рядом с моим. Там и встретимся, когда придет твой час. Но строитель из меня неважный, – слабо улыбается он, – так что не торопись! Мы дождемся тебя.

Киваю, как будто до сих пор верю, что Долина существует и там нас кто-то ждет.

– Твой народ получит свободу! – обещаю ему я. – Клянусь всем святым! До скорой встречи, друг мой!

Он с улыбкой смотрит в небо. Сефи быстро вкладывает ему в ладонь свой топор, чтобы он мог умереть как воин и заслужить почетное место на пиру в Валгалле.

– Нет, Сефи, – качает головой Рагнар, бросает топор и набирает пригоршню снега, а другой рукой берет ладонь сестры. – Живи ради чего-то большего, – произносит он и кивает мне.

Вокруг нас стонет ветер.

С неба падает снег.

Рагнар смотрит наверх, на холодные огни Фобоса, и я молча вонзаю клинок ему в сердце. Смерть опускается на нас постепенно, словно сгущающиеся сумерки, и я не могу точно сказать, в какой момент свет покидает его, когда сердце перестает биться, а глаза – видеть. Просто понимаю, что его больше нет. Чувствую пробегающий по телу холодок. Мой друг ушел, мне говорят об этом одинокие голодные завывания ветра и жуткая пустота в черных глазах Сефи Молчаливой.

Мой друг, мой защитник Рагнар Воларус покинул этот мир.

От горя я теряю дар речи. Думаю лишь о том, что скажет Севро, узнав о смерти Рагнара. Увы, моим племяшкам уже не доведется заплетать доброму великану косички. Часть моей души покинула меня и больше никогда не вернется. Он был моим защитником, неиссякаемым источником силы, а теперь я остался один… Цепляюсь за спину валькирии, ее грифон взмывает вверх с залитого кровью снега. Мы несемся сквозь облака, чудовище машет огромными крыльями, вдалеке показываются Шпили, но я не чувствую ничего, кроме пустоты.

Шпили представляют собой спиралевидные горные пики, гордо возвышающиеся над белой равниной. Только обезумевшим от вседозволенности золотым, просидевшим пятьдесят лет за пультом управления системы терраформирования и выполнявшим тектонические сдвиги, могла прийти в голову эта маниакальная идея. Наверное, они просто хотели проверить, возможно ли такое сотворить. Десятки каменных спиралей переплетаются, словно тела страстных любовников. Верхушки скрываются в туманной дымке. Там вьют гнезда грифоны, чуть пониже – во́роны и орлы. На высокой каменной стене подвешены на цепях семь скелетов. Лед усеян пятнами крови и экскрементами животных. Здесь живет единственная раса, осмелившаяся угрожать господству золотых, а мы осмелились явиться сюда, не сумев уберечь от гибели их принца в изгнании.

Сефи и ее всадницы обыскали ущелье, в которое упала Айя, но нашли лишь следы сапог. Ни тела, ни крови. Ничего, что смогло бы удовлетворить охватившую Сефи жажду мести. Думаю, она провела бы над телом брата еще много часов, если бы со Шпилей не раздался бой барабанов. Пожиратели собрали огромное войско и решили потягаться с валькириями за обладание падшими богами.

С перекошенным от ненависти лицом Сефи заносит топор над Кассием. Если не считать Виргинии, то она впервые видит золотого без доспехов. На Кассии кровь ее брата, и я уверен, что Сефи наверняка прикончит аурея. Ни я, ни Мустанг не посмеем вмешиваться. Но Молчаливая все-таки сдержалась, щелкнула языком, подавая знак одной из валькирий, убрала топор и дала сигнал к отступлению. Теперь Беллона привязан к седлу грифона справа от меня. Стрела не задела позвоночник, но смерть может забрать Кассия в любой момент и без помощи боевого топора Сефи.

Мы приземляемся в нише с высоким сводом на самой вершине спиралевидного шпиля. Рабы с выколотыми глазами, из враждебных кланов черных, берут грифонов под уздцы. В знак проявленной в бою трусости их лица покрыты желтой краской. Стальные ворота со скрипом захлопываются за нашей спиной, и ветер тут же стихает. Наездницы спрыгивают с грифонов и уносят тело Рагнара в недра города в скале.

Несколько десятков вооруженных воинов суетятся рядом со стойлами грифонов, что-то кричат Сефи, отчаянно жестикулируют, показывают на нас пальцами. У них сильный акцент, язык отличается от того варианта нагальского, которому меня обучал Микки и который мы проходили в Академии, но я понимаю смысл этих выкриков. Нас называют еретиками и требуют заковать в цепи. Валькирии Сефи отвечают, что мы друзья Рагнара, а солдаты продолжают тыкать пальцами в наши золотые волосы. Они не знают, как себя с нами вести, что делать с Кассием, которого они оттащили от нас, словно собаки, дерущиеся за кусок мяса. Стрела так и торчит у него из шеи. Глаза закатились, видны одни белки. Черные волокут его по полу, и он в ужасе тянется ко мне. На секунду Кассий касается моей руки, сжимает ее, но с полдюжины великанов хватают его и куда-то тащат по освещенному факелами коридору. Остальные столпились вокруг нас, потрясая огромными железными копьями и топорами, от их меховых плащей исходит тошнотворный запах. Вопли стихают лишь в тот момент, когда высокая старуха с вытатуированной на лбу ладонью протискивается вперед, чтобы поговорить с Сефи. Это одна из военачальниц ее матери. Она машет руками, показывая на потолок.