– Мы тут открыли такое страшное распутство, какого не бывало в Датском королевстве! Этот дон младенца собирается растлить!

– Какой она младенец? Ей уже шестнадцать! По закону гор – старая дева! – Бянус швырнул пальто на диван, отправил туда же шапку и пояснил: – К Сурабчику заявилась племянница из солнечного Дагестана. Может, не племянница, а внучка… Глазки – вишенки, губки – персик, стан как пальма, а на ней пара та-аких ананасов!… Сурабчик притащил ее на кафедру, и я погиб. То есть созрел. У них, у горцев, видишь ли, строго: или дари кольцо с брульянтом и женись, или придут трое Ахметок с ножиками и учинят внеплановую менструацию. А где мне взять кольцо? Где, Серый? Не по карману доцентам брульянты!…

Он порол эту чушь и хитро поглядывал на меня, а с другого бока с лукавством косился Алик. Каждый знал одну из моих тайн и полагал, что эта тайна – главная, но благородные доны ошибались. Да еще как!

Мы двинулись на кухню. Симагин тащил объемистый портфель, а Бянус, напуская меланхолию, бормотал:

– Ни один мужчина не должен жениться, не изучивши анатомию и не препарировав хотя бы одну женщину… Оноре де Бальзак. Женись, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, если плохая – заделаешься философом… Сократ. Брак – единственное приключение, доступное робким… Вольтер. Брак – не рай и не ад, а просто чистилище… Президент Авраам Линкольн. Когда я говорил, что умру холостяком, я не верил, что доживу до собственной свадьбы… Шекспир, «Много шума из ничего»…

– Начитанный ты наш, – ласково потрепав Сашку по загривку, Олег водрузил портфель на стол. Бянус немедленно оживился, оставил литературные штудии и громко вопросил:

– Кто тут у нас Аллигатор?

– Я за него, – ответил Симагин.

– Ну так не тяни резину, открывай!

Из портфеля появились шпроты, нарезанная любительская колбаса, три плавленых сырка, банка селедки под маринадом, огромный батон и бутылка кока-колы.

– Легенду не пьем! – заявил Бянус и, небрежно смахнув со стола лимонад, водрузил рядом с батоном «Политехническую».

С ней мои друзья расправились минут за двадцать, при моем посильном участии. Сашка был говорлив и, с энтузиазмом поедая бутерброды с колбасой, восхвалял прелести юной племянницы Сурабова, сравнивая ее с полной луной, кареглазой ланью и несверленой жемчужиной. Затем он поведал сагу о Рагнаре Волосатой Пятке – эта история, записанная узелковым письмом и расшифрованная Джеком, доказывала, что викинги побывали в Перу лет за шестьсот до Франсиско Писарро. Наконец, подмигивая мне, многозначительно хмыкая и гмыкая, Бянус перешел к сурабовой аспирантке, имевшей с ним разговор за жизнь во время кафедрального чаепития. Как выяснилось, она девица современная, продукт французской, а не восточной культуры и потому не возражает против супруга-иноверца. Даже агностика и атеиста, лишь бы человек был хороший.

Являлось ли это сигналом, который посылает мне Захра? Намеком на то, что мои чувства не остались безответными и что дворцы, верблюжьи табуны, законы шариата и остальная дребедень вовсе не препятствие для любящих сердец? Обдумывая это, я застыл с консервным ножом в одной руке и банкой селедки – в другой.

– Затруднения? Товарищ Фарфукис, устраните! – распорядился Бянус, приканчивая последний плавленый сырок. Похоже, мысли о браке с небывалой силой стимулировали его аппетит.

Алик отобрал у меня нож и вскрыл консервы, приговаривая:

– Это разве затруднения? Вот бандитская пуля… или когда ты его – за шкирятник, а он тебе – коленом под помидоры… или…

Вилки Алика и Бянуса со звоном столкнулись над селедкой и затеяли дуэль.

– Честь имею: Рем Квадрига, доктор «гонорис кауза»! – рявкнул Бянус. – А вот вас, сударь, я не припоминаю!

– А зря. Зубо моя фамилия. Майор! Убери вилку, ты, собака Баскервилей!

Они разобрались с селедкой, и Бянус, глядя на опустевший стол, печально произнес:

– Ну почему жратва так быстро исчезает? Не говоря уж о напитках… Просто стихийное бедствие, самум и ураган! Вот если б поймал я золотую рыбку…

Этот вопрос являлся для меня животрепещущим, и я, растворив холодильник и добывая оттуда паштет, остатки ветчины и что-то еще, спросил:

– Желаешь золотую рыбку? А зачем?

– Рыбка – это пушкинские сказки, – пробасил Алик. – К тому же кое-какие желания не оглашаются вслух, чтобы рыбка не окочурилась со страха. Интимное свято! Об этом можно поведать только психотерапевту и налоговой инспекции.

Но я не отступал.

– Бог с ними, с рыбками! Положим, на Землю явился инопланетный пришелец-телепат, всеведающий и всемогущий, как тридцать три Аллаха… И вот он тебе говорит: помысли, старче! Чего желаешь, все исполню!

– Телепаты не способны к дальним межзвездным перелетам, – компетентно заявил Бянус, прожевав ломоть ветчины. – Они живут в обществе открытого мышления, и если лишить их связи с этим обществом, то есть привычного ментального фона, наступит регресс и скорая психологическая дезинтеграция.

– Но все-таки, – настаивал я, – что бы ты попросил?

– Гарем, – подсказал Симагин. – Но большой.

Сашка, однако, призадумался, с интеллигентной тоской глядя в пустую рюмку.

– Ежели по большому счету и без дураков, я пожелал бы узнать Великую Тайну Бытия, – молвил он, вздыхая. – Куда мы идем после смерти? Конец ли она всему или только начало? Исчезнем ли мы, распавшись прахом, или душа бессмертна и смеется над телесной гибелью? А если так, что ждет ее? Кружение в астральных безднах? Какая-то метаморфоза с памятью, глобальная амнезия, чтоб отрешиться от земного, от бед и радостей, любви и злобы? А может, наша душа соединится с Высшим Существом, с Великим Абсолютом, правящим Вселенной? Если исходить из герметической философии и вспомнить учение зороастрийских магов, каббалу, а также…

– Мудрец ты наш! – произнес Симагин со слезою в го лосе. – Гермес Трисмегийский! Ну по такому поводу…

Он наклонился, пошарил в портфеле и вытащил непочатую бутыль «Политехнической».

– Вот это дело! Одобряю! – сказал Сашка. – А не продолжить ли нам посиделки в гостиной?

– Разве тут плохо?

– В гостиной телевизор есть, – пояснил Бянус, – и сегодня в двадцать один пятнадцать будут показывать девочек. То ли топ-моделек, то ли поп-звездулек. Желаю насладиться красотой!

– Я кивнул.

– Ладно, тащи провизию в комнату. Что тут осталось? Шпроты, паштет… Ветчину ты прикончил?

– Ага! Всенепременно! – Бянус прижал к груди бутылку, подхватил шпроты, блюдце с паштетом и удалился.

– Что-нибудь слышно? – спросил я Симагина заговорщицким шепотом. – Ну о нашем деле и моих хрумках?

– Слышно, – с задумчивым видом протянул Алик, ковыряя вилкой в селедочной банке. – Слышно, Серый, да пока не видно!