Никто не успел и пошевелиться, а рабочие по обеим сторонам помоста словно остолбенели. Как пригвожденные к месту, стояли они, не в силах что-либо сделать.

А лабрадор отпрыгнул назад, увлекая за собой старика. Тот с трудом поднялся на ноги, так как ремешок, накинутый на запястье, тянул его.

— О Боже, — простонал еле слышно Грэхем, но даже его шепот был слышен над застывшей в ужасе толпой. Старик провел рукой по лицу, и те, кто стоял поближе к помосту, увидели, как по пальцам Грэхема заструилась кровь. Телеоператор, действуя автоматически, дал крупный план, и толпа ахнула, увидев окровавленное с обвисающими клочьями кожи, лицо Грэхема. Одна дужка очков зацепилась за ухо, и общему взору предстали пустые глазницы, которые старик пытался прикрыть непослушными пальцами.

Рабочие уже бежали к нему, но тут лабрадор снова отыскал глазами кого-то в толпе и мгновенно прыгнул к краю платформы, увлекая за собой и старика.

В толпе раздался истерический женский крик. Но животное уже взлетело над помостом, и вслед за ним — Грэхем. Судорожно хватаясь за воздух, он рухнул на площадь возле помоста. Телекамеры продолжали работать, а включенный микрофон разносил над толпой его мучительные крики до тех пор, пока старик не затих. На экране монитора возникла разбитая голова старого ученого.

Толпа в ужасе всколыхнулась, затем снова воцарилась мертвая тишина, и только микрофонный провод, словно пуповина, связывал помост с телом Грэхема.

Первым шевельнулся Дэмьен. Резко обернувшись, он вперил свой взгляд в гнедую лошадь под полисменом, застывшую футах в тридцати от них. Это была самая крупная лошадь из десяти животных, что разделили толпу на две половины, образуя широкий проход прямо к Уайтхоллу.

Лошадь дернулась. Полицейский нахмурился и сильнее сдавил ногами бока лошади. Но это не помогло, тогда он натянул поводья.

Безумными глазами уставилось животное на Дэмьена. Ноздри лошади раздувались, ее крупные зубы обнажились, и она тихонько заржала, словно призывая к себе поодаль стоящих животных. Те, как по команде, развернулись по направлению головной колонны, возле которой стоял Дэмьен.

Какое-то мгновение первая лошадь оставалась в неподвижности, и только глаза ее расширялись и расширялись от ужаса. Затем она лягнула воздух задней ногой и, передернувшись всем корпусом, рванула вперед, увлекая за собой остальных лошадей.

От неожиданности трое полисменов тут же оказались под конскими копытами, другим удалось удержаться в седле. И как ни пытались они натягивать поводья или кричать что есть мочи, ничего не помогало.

Первыми жертвами в толпе оказались парень и девушка с плакатами в руках. Их сдавленные крики слились с- сочувственными возгласами людей, окруживших тело Г рэхема.

Обезумевшие, растоптавшие своих седоков лошади во весь опор неслись на толпу. А удержавшиеся всадники напоминали средневековых рыцарей, боровшихся с чудовищами, в которых вселился дьявол. Однако все усилия полисменов оказались напрасными. Бухер разглядел, как одна из лошадей, с ходу перемахнув через барьер, подмяла под себя несколько молодых людей. Копыта ее, словно снаряды, били без промаха.

Страшная паника охватила толпу. Волнение, казалось, распространялось от эпицентра и мгновенно достигало краев огромной площади. Люди в ужасе пытались бежать. Бухер увидел, как еще одна лошадь скинула седока и в этот момент почувствовал прикосновение руки к своему плечу. Он оглянулся и увидел возбужденное лицо юноши, его сверкающие желтым огнем глаза и сухие от напряжения губы, которые он то и дело облизывал.

В толпе воцарился хаос. Но несмотря на это, телекамеры продолжали равнодушно стрекотать, и на экране возникали новые и новые искаженные ужасом, окровавленные лица и растоптанные тела. Бухер успел заметить, как молодая женщина, пытаясь спасти своего малыша, высоко подняла его над собой, но поток людей, подхватив ее, увлек в самую гущу, и крик ее смешался с воплями остальных несчастных. И тут Бухер опять обернулся, услышав, как Дэмьен вполголоса презрительно обронил:

— Да воцарятся над миром полный хаос и анархия!

Внутри у Бухера все сжалось, он бессильно привалился к колонне. В какой-то момент достигнув апогея, крики в толпе неожиданно и разом оборвались. Наступила полнейшая тишина. Застыло и изображение на экране. Со стороны юго-востока не было ни одного заграждения, и люди ринулись в этом направлении к Уайт-холлу — пожалуй, единственному островочку, где они могли бы укрыться от взбесившихся-лошадей.

Отхлынув, толпа оставила позади себя жуткие следы: хромающие мужчины, женщины и дети натыкались друг на друга, а над распростертыми, окровавленными телами то тут, то там причитали друзья или родственники погибших.

Бухер спрыгнул с подножия колонны и осмотрелся по сторонам. В нескольких ярдах от него лежала мертвая лошадь. А под ней — раздавленный всадник. Бухер взглянул на каменного льва. Даже там в самых немыслимых позах застыли окровавленные, искалеченные люди: некоторые еще шевелились. Стоны раненых сменялись криками ужаса и боли.

К этому времени подоспели санитары с носилками. И уж, конечно, не обошлось без фоторепортеров, которые, словно грифы на падаль, тут же слетелись сюда.

На одном погибшем юноше было как раз то самое темное одеяние с люминесцирующим скелетом и черепом. И как жуткий гротеск, сквозь эти нарисованные, светящиеся ребра торчали его собственные, изломанные кости.

Дэмьен спрыгнул с подножия и взял Бухера под руку.

— Где нас ждет машина? — поинтересовался он.

Бухер шатался, словно пьяный. Он отрицательно покачал головой.

Дэмьен молча стоял у груды мертвых тел, собака у его ног чутко принюхивалась. Затем юноша повернулся к Бухеру и с пафосом воскликнул:

— Да будут благословенны борцы за мир!

— Аминь, — присоединился к нему Бухер, и они стали пробираться сквозь быстро редеющую толпу.

Глава 13

Смерть Джеймса Грэхема потрясла Бреннана. Он узнал об этом днем во время ланча. В новостях сообщалось также, что по предварительным данным число погибших достигало тридцати восьми, а раненых — более сотни человек.

Количество жертв поражало. Но известие о гибели Грэхема повергло Бреннана в состояние шока. Год от года крепло в нем чувство восхищения этим человеком. А сколько людей не понимали Грэхема; его критиковали на каждом углу. И многие профессиональные политики, и разного рода выскочки имели обыкновение заметить при каждом удобном случае, что Г рэхем — всего-навсего «мягкотелый либерал с очень добрым сердцем, но полным отсутствием чувства реальности».

Однако Бреннан прекрасно понимал, что все это далеко не так. Он встречался с Грэхемом всего дважды в жизни. И каждый раз наблюдал, как этот философ легко, с юмором кладет на лопатки любого доку по части политики, обезоруживая в самом что ни на есть профессиональном