Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно сказать, когда Хрущев принял решение о размещении советских ракет на Кубе. Ведь нередко многие важные решения принимались им неожиданно, даже до обсуждения в Политбюро. Возможно, на него повлиял отчет главного редактора газеты «Известия», его зятя и, можно сказать, личного агента Алексея Аджубея, посетившего США, где он имел беседу с президентом Кеннеди. Когда президент заверил его, что американцы не собираются нападать на Кубу, Аджубей спросил, может ли президент гарантировать, что этого не сделают кубинские «контрас»? Кеннеди резко ответил: «Я ругал Даллеса и говорил ему, берите пример с русских, когда у них были проблемы в Венгрии, они разрешили их за три дня, а вы, Даллес, ничего не можете сделать». Хрущев очень внимательно отнесся к этому заявлению, расценив его, как прямую угрозу Кубе.
Внешняя разведка и ГРУ регулярно докладывали о продолжающихся приготовлениях американского вторжения на Кубу. Более того, в марте 1962 года ГРУ узнало и доложило Хрущеву о планах Пентагона нанести превентивный ядерный удар по Советскому Союзу.
Дело в том, что Советский Союз со всех сторон был окружен американскими военными базами, а вдоль его морских границ постоянно летали бомбардировщики с атомными бомбами на борту. Хрущев, принимая решение о размещении ракет на Кубе, хотел таким образом уравнять шансы СССР и США, но недооценил возможную реакцию американцев.
Одним из важнейших источников информации для Хрущева и человеком, чью роль в событиях, связанных с разрешением Карибского кризиса нельзя умалить, был полковник ГРУ Георгий Большаков, культурный атташе советского посольства в Вашингтоне.
Умный человек и талантливый разведчик, он сумел завести в интересующих нас кругах американского общества хорошие связи, среди которых был и брат президента Роберт Кеннеди, генеральный прокурор США. Отношения между ними постепенно переросли в дружеские, и, сам того не желая, Роберт время от времени снабжал Георгия ценной информацией. Как-то раз, в начале июня 1962 года, он пригласил Большакова с семьей на воскресенье в свою загородную резиденцию, где Большаков уже бывал. В ходе беседы о том о сем Роберт вдруг спросил, какую роль играют военные в Советском Союзе в принятии политических решений? Большаков как дипломат и заметил дипломатично: у нас, мол, коллективное руководство. А как у вас, в Америке? На это Роберт ответил: «Недавно Пентагон предложил, чтобы президент одобрил превентивный ядерный удар по Советскому Союзу, но президент сказал: нет, мы не пойдем таким путем».
Сообщение Большакова Хрущев воспринял как подтверждение подозрений о наличии планов американского ядерного нападения. Он вынес обсуждение разговора Большакова с Робертом Кеннеди на заседание Политбюро. Большакову поручили вновь встретиться с ним и передать мнение советского руководства: «Это не ново для нас. Очевидно, в Пентагоне, а возможно, и не только в Пентагоне, — вам это виднее, — есть люди, которым чувство неприязни к СССР и социалистическим странам застилает глаза и мешает воспринимать действительность, как она существует». Трудно сказать, передал ли Большаков это высокопарное заявление дословно, но его отношения с Р. Кеннеди продолжали оставаться хорошими.
Вместе с тем послу СССР в США Добрынину сообщили, что обсуждавшийся ранее вопрос о приезде Р. Кеннеди в СССР на отдых (вместе с Большаковым) неприемлем. «При такой агрессивной политике как внутренней, так и внешней, которую проводят США», приглашение Р. Кеннеди в Советский Союз в любом качестве «было бы непонятно советскому народу и могло бы ввести в заблуждение народы других стран».
Еще одним видным разведчиком, принимавшим участие в событиях на Кубе, был Александр Иванович Алексеев, советский посол на Кубе. Находясь в Гаване с сентября 1959 года сначала в качестве представителя ТАСС, а затем советника советского посольства по культурным вопросам, он в действительности являлся резидентом внешней разведки. Алексеев установил с Кастро дружеские, сердечные отношения. В конце апреля 1962 года его вызвали в Москву, куда он вылетел после первомайского празднования на Кубе, и неожиданно для него самого назначили послом. 7 мая его принял Хрущев. Он расспрашивал о положении на Кубе. При повторной встрече — дата не зафиксирована — сказал о плане разместить на Кубе ракеты.
После этого Хрущев отбыл с визитом в Болгарию. Бывший консультант Международного отдела ЦК КПСС Бурлацкий рассказывает, что когда Хрущев вместе с министром обороны Малиновским прогуливался по берегу Черного моря, маршал напомнил ему, что в соседней Турции, граничащей с СССР базируются американские ракеты, которым нужно всего 20 минут, чтобы долететь до Москвы. Громыко вспоминает, что о том, что мы пошлем ракеты на Кубу, Хрущев сказал ему на борту самолета при возвращении из Болгарии.
21 мая 1962 года, на другой день после возвращения Хрущева из Болгарии, Политбюро приняло его предложение послать ракеты на Кубу. 24 мая оно было оформлено как постановление Совета обороны с участием военных. Было также решено для переговоров с Кастро и другими кубинскими лидерами направить делегацию во главе с первым секретарем ЦК Узбекистана Рашидовым, в состав которой, кроме других лиц, включили Алексеева и главнокомандующего ракетными войсками маршала Бирюзова (под псевдонимом инженера Петрова). После возвращения делегации, получившей положительный ответ Кастро, Хрущев вновь собрал заседание Политбюро и Совет обороны для принятия окончательного решения о плане доставки на Кубу ракет, а также военного персонала и всего необходимого оборудования. Эта совершенно секретная операция получила кодовое наименование «Анадырь». Анадырь — поселок на крайнем севере СССР, и это название как бы отвлекало внимание от истинной направленности действий.
4 сентября Белый дом заявил, что самые опасные последствия возникнут в том случае, если Советский Союз пошлет наступательное ядерное оружие на Кубу. В заявлении правительства США говорилось, что если бы это произошло и там были бы обнаружены крупные наземные силы и ракеты, то американское правительство не исключало вторжения на Кубу. Но Хрущев не собирался отступать. 7 сентября он подписал приказ, точнее, написал резолюцию на письме Малиновского от 6 сентября, о том, чтобы на Кубу было доставлено ядерное оружие. Операция «Анадырь» продолжалась.
Надо сказать, что вся операция была проведена блестяще. Часть военного персонала была доставлена на пассажирских судах под видом туристов. Более ста грузовых судов практически в полной тайне доставили на Кубу оружие, включая ракеты и ядерные боеголовки, тысячи солдат и офицеров. Условия их пребывания на кораблях были очень тяжелыми — изнурительная жара и духота, запрет выходить на палубу в дневное время, чтобы самолеты НАТО, следившие за караванами, не обнаружили людей. Тем не менее ветераны этой операции и сейчас с гордостью и чувством ностальгии рассказывают о своем участии в ней. Не только солдаты и офицеры, но даже капитаны судов и офицеры КГБ, их сопровождавшие, не знали, куда отправляются суда и какой груз везут. Каждому капитану вручалось два запечатанных конверта с инструкциями. Их он имел право вскрыть только в присутствии офицера КГБ. Первый конверт вскрывали после выхода судна в открытое море, а второй после прохода Гибралтара или северных проливов. В нем был приказ следовать на Кубу.