Войдя в офис Конрада, она застала Оливию Уэйкмен на ее обычном месте в приемной перед кабинетом ее бывшего мужа. Женщины тепло поздоровались, Жа-Жа сделала ей комплимент, сказав, что она очаровательно выглядит. Затем сообщила, что два дня назад приехала из Европы и сегодня днем снова уезжает, поэтому очень торопится.

– Пожалуйста, скажите Кони, что к нему явилась королева драконов, – со смехом попросила она, пребывая в отличном настроении.

– Да, конечно.

Войдя в кабинет Конрада, Оливия доложила, что пришла Жа-Жа и сидит у него в приемной.

– Какая еще Жа-Жа? – спросил он.

– Жа-Жа Габор, кто же еще, – усмехнулась Оливия.

Через открытую дверь Жа-Жа слышала его вопрос и встревожилась. Он что, шутит? Нет, быть такого не может!

– С ним что-то случилось, – сказала она Оливии, когда та снова вышла в приемную. – Скажите, что с Кони? – в тревоге спросила она.

– Да ничего, все в порядке, – сказала Оливия.

– Но, Оливия, он так странно выразился! – не отставала от нее Жа-Жа. – Разве он не знает, кто я такая? Господи, уж не признак ли это старческого слабоумия? Скажите мне, Оливия, я член семьи и имею право знать.

– Пожалуйста, Жа-Жа, успокойтесь, – сказала Оливия, не желая вмешиваться. – Да вы сейчас сами его увидите.

И она проводила ее в кабинет Конрада.

– Кони, дорогой, ты прекрасно выглядишь, – как всегда, кокетливо воскликнула Жа-Жа и, усевшись на край его письменного стола, перекинула ногу за ногу.

Оливия вышла, оставив их наедине.

Никто не знает, о чем они говорили. Но позднее Жа-Жа заявила, что на ее просьбу, чтобы Франческа пожила у него «хотя бы неделю», Конрад ответил категорическим отказом. Он твердил, что Жа-Жа полностью отвечает за Франческу и он не желает вмешиваться в ее воспитание. Ей так и не удалось добиться его согласия. А поскольку Эве Габор нужно было ехать по делам на Запад и освободить свой дом в Хэмптонсе, Жа-Жа пришлось взять Франческу с собой в Европу. Перед отъездом Жа-Жа попыталась серьезно поговорить с дочерью. «Я твоя мать, – сказала она, – веришь ты мне или нет, но я очень люблю тебя. Я не хочу видеть, как ты постоянно расстраиваешься, пытаясь перетянуть отца на свою сторону. Это не получится. Тебе следует удовлетвориться существующими отношениями с отцом и не желать большего. Как много лет назад сделала я сама».

Холодным ноябрем 1966 года по одной из улиц на окраине Лос-Анджелеса брела женщина в длинном сером пальто и с желтым платком на голове. Подойдя к скромному дому, она медленно поднялась на крыльцо. Хотя ей было только пятьдесят девять лет, выглядела она значительно старше, и каждый шаг давался ей с заметным трудом. Несмотря на простую одежду, в ней чувствовалось достоинство, вызывающее уважение. Следом за ней шла молодая, прекрасно одетая леди, готовая подхватить старушку, если та вдруг споткнется. Пожилая женщина порылась в сумочке и достала ключ, затем отперла дверь в скромную квартирку с двумя спальнями.

– Дом, милый дом, – улыбнулась она.

Квартира была чистой и опрятной, но скудная меблировка говорила о том, что ее обитательница с трудом сводит концы с концами. В одной из спален стояли двуспальная кровать и две прикроватные тумбочки с лампами. Во второй – лишь кушетка и столик с лампой. В квартире было всего четыре окна, в кухне, в гостиной и в спальнях.

– Конечно, мне хотелось бы иметь окошко и здесь, – сказала женщина, входя в крошечную ванную комнату. – Но я привыкла обходиться и без него.

Эта женщина давно уже привыкла «обходиться без» многих вещей. Соседям трудно было представить, что в этом незавидном доме жила Мэри Саксон, бывшая жена одного из самых богатых, влиятельных и известных бизнесменов в мире – Конрада Хилтона. Мэри Саксон была матерью трех молодых людей, которых Конрад гордо называл своими сыновьями.

– Мне здесь нравится, – сказала Мэри своей невестке Триш Хилтон, снимая пальто и вешая его на крючок за входной дверью. – Хотя здесь не очень-то красиво. – Она показала на коричневый ковер с грубым ворсом. – Он у меня недавно, месяца три назад, но надо было видеть, какую борьбу я вела из-за него с хозяином! – Она засмеялась. – А потом он вздумал представить мне счет за ковер. Но, можешь быть уверена, я ни цента ему не заплачу!

Стены гостиной были выкрашены в мрачный темно-зеленый цвет. Кушетка, чайный столик со стопкой вырезанных из газет бланков конных скачек и два стула явно знавали лучшие времена.

Центром гостиной был черно-белый телевизор в деревянном корпусе на резных ножках.

– Видишь, что у меня есть? – спросила она, подойдя к нему, и объяснила, что сын Эрик подарил его в день ее рождения. Он хотел купить ей цветной телевизор, но она категорически отказалась, не желая, чтобы он тратил свои деньги на такую ерунду. – Цветной телевизор – это просто глупость. Если я захочу увидеть цвета, я просто выгляну в окно. Меня и этот устраивает.

Телевизор был покрыт большой кружевной салфеткой, а на ней аккуратно расставлены фотографии в простых рамках. Мэри показала на свадебные фотографии Баррона и Мэрилин, Эрика и Пэт. Затем взяла одну фотографию и сказала:

– А это мы с Маком, когда поженились. – Прижав фото к груди, она призналась, что очень по нему тоскует, и рассказала, что когда-то у нее должны были родиться близнецы, но… случился выкидыш. – И я потеряла своих малышей, – грустно проговорила она.

Триш услышала это в первый раз. Видимо, в семье предпочитали не говорить об этой трагедии.

– Я не знала, – смущенно сказала она.

– Ничего, ведь это было так давно.

Она поставила фотографию на телевизор и взяла другую.

– А это вы с Ники, вскоре после вашей свадьбы. Какой красивой парой вы были, дорогая!

Триш Хилтон рассматривала фото, мысленно возвращаясь в то особенное время.

– Господи! – воскликнула она. – Кажется, с тех пор прошла целая жизнь! Какой Ники здесь красивый, правда?

– Он и сейчас хорош собою, – суховато сказала Мэри и вернула фото на место. – Как видишь, у меня здесь фото всех моих внуков, которых я просто обожаю! – Она показала на стены, увешанные фотографиями смеющихся малышей, и каждого назвала по имени, будто демонстрируя хорошую память. Каждый новый внук доставлял ей радость и счастье, сказала она и снова подошла к телевизору. – А здесь ты видишь всех, кого я любила, – с гордостью сказала она.

Триш обратила внимание, что среди этих снимков не было портрета одного члена семьи – Конрада, но ничего не сказала.

Кое-кто из знакомых Мэри считали, что Конрад Хилтон мог бы больше сделать для своей бывшей жены. Разумеется, они исходили из того, что к 1966 году его состояние насчитывало порядка ста миллионов, так что он мог обеспечить Мэри Саксон более благополучную жизнь. Естественно, им казалось несправедливым, что он живет в роскошном поместье, тогда как Мэри ютится в скромной дешевой квартирке. Но он не помогал ей не потому, что до сих пор таил обиду за ее измену. Просто он заработал свое состояние тяжелым и упорным трудом и не собирался делиться им даже с сыновьями, не говоря уже о бывших женах.