— В жизни не видел столько воинов сразу, — в благоговейном ужасе прошептал разведчик. Конечно, гельветы не могли услышать ни единого слова, но масса их казалась настолько огромной и давящей, что Юлий невольно тоже заговорил шепотом.

— Тысяч восемьдесят, а с обозами, наверное, и того больше, — оценил он. Да, на такую махину нельзя посылать в атаку даже свежие легионы, не говоря уже об измученных долгим маршем. — Позови Брута, — приказал Цезарь.

Вскоре раздались торопливые шаги, и Брут опустился рядом на траву.

Гельветы двигались по ведущей в земли эдуев просторной равнине. Стремительно пройдя по берегу реки, они начали разбивать лагерь. Выдержке и организации этих людей можно было только удивляться. Если вдруг они пройдут в глубь земель эдуев, то окажутся в густом лесу, и тогда легионы сразу потеряют преимущество. Ведь леса в этих краях оказались совсем не такими, как в Риме, где они светлые и просторные. Заросли и густой подлесок не позволяли развернуться лошадям, а потому организованный бой был просто невозможным. Таким образом, ситуацию определяла численность войск, а гельветы давным-давно обладали колоссальной по масштабу армией, которая могла двигаться только вперед.

Войско сожгло первую же деревню на границе земель эдуев. Лазутчики сообщили, что никто из жителей не уцелел. Женщин забрали в обоз, туда же отправился и скот. Тех животных, которых не смогли увести с собой, забили на месте. Если не удастся остановить это полчище саранчи здесь, на равнине, оно сметет на своем пути все, что встретит, — деревню за деревней. Хорошо хоть, что племя не двигалось ночью, а останавливалось на отдых. Конечно, численность приводила гельветов к переоценке собственных сил, но, с другой стороны, победить такую массу даже силами хорошо подготовленных легионов действительно очень трудно.

Юлий повернулся к Бруту.

— Видишь вон тот холм, на западе? — Он показал на видневшийся вдали большой утес, местами покрытый зелеными островками травы. Брут молча кивнул. — Выгодная позиция. Возьми Десятый и Третий и к рассвету поднимись на вершину. Гельветы увидят опасность и не смогут оставить вас там. Пусть с тобой отправятся и лучники из Аримина, только не оставляй их без прикрытия. Там, наверху, они окажутся гораздо полезнее, чем внизу, на равнине. — Полководец невесело усмехнулся и положил руку на плечо товарища. — Этим варварским племенам никогда еще не приходилось воевать с легионерами, Брут. А завтра на рассвете перед ними окажется десять тысяч отборных воинов. Так что ты преподашь хороший урок.

Брут взглянул на друга. Солнце уже садилось, и в его лучах взгляд Цезаря казался яростным и воинственным.

— Я не успею подняться на гору к рассвету, — произнес он. В присутствии разведчиков воин мог выразить свои сомнения относительно приказа только таким способом.

Юлий, казалось, не заметил опасений и быстро продолжал:

— Поднимайся как можно осторожнее. Как только враг заметит тебя и пойдет в атаку, я нападу с тыла. Ну же, вперед!

Пригнувшись, Брут отступил, а оказавшись на безопасном расстоянии, выпрямился и бегом бросился к своим.

— Поднимайтесь, ребята, — скомандовал он, едва подойдя к первым рядам Десятого легиона. — Сегодня спать не придется.

Едва забрезжил рассвет, Юлий был на своем посту. Солнце вставало медленно, и пока оно не поднялось над горами, долина тонула в сером сумрачном свете. Гельветы начали готовиться к маршу, и Юлий хорошо видел, как воины расталкивали тех, кто до сих пор лежал. Вожаков легко было определить по мечам и копьям. Они не несли никакого груза; очевидно, в их обязанности входили исключительно военные действия. Юлий ждал того момента, когда неприятель заметит обосновавшихся на горе легионеров, и время тянулось невыносимо медленно.

Неподалеку во главе своего собственного и еще трех легионов дожидался команды к действию Марк Антоний. Голодные и замерзшие воины не имели возможности даже развести огонь, чтобы обогреться. Конечно, силы римлян никак не могли сравниться с неприятельскими, но рассчитывать на подкрепление не приходилось.

Неожиданно откуда-то сзади показался всадник, и Цезарь тут же яростно замахал рукой, пытаясь остановить его, пока не заметили враги. Разведчик соскочил с седла, бледный от волнения и стремительной скачки, и, задыхаясь, заговорил:

— Они на западе, на холме! Очень много вооруженных людей!

В сумрачном утреннем свете Юлий взглянул на гельветов. Племя казалось готовым к маршу, и никаких признаков паники или беспорядка заметно не было. Неужели они заметили разведчиков и заранее обеспечили позицию на фланге? Такой ход заслуживал уважения. Но где же Брут? Если бы произошло столкновение, звуки битвы далеко разнеслись бы в ночном воздухе. Может быть, центурион в темноте ошибся и поднялся не на тот холм? В отчаянии Юлий зло выругался. Связаться с пропавшими легионами невозможно, так что, пока они не объявятся, атаковать нельзя.

— Я разберусь, — пообещал полководец и повернулся к стоящим рядом людям. — Никаких горнов и сигналов. Немного отступите и передайте всем, чтоб строились возле реки.

Едва командиры разошлись, Юлий услышал звуки рога: это пришли в движение племена гельветов. Полное разочарование! Все планы нарушены, и схватка в густом лесу вовсе не сулит той скорой и окончательно победы, на которую рассчитывал римский полководец.

Брут ждал, пока солнце прогонит с горы черные мрачные тени. Он поставил Десятый легион перед своим Третьим галльским, рассчитывая, что опыт поможет воинам Юлия отразить любое нападение противника. Нельзя было не учитывать и того, что часть легиона составляли галлы. Цезарь считал, что боевой отряд можно воспитать меньше чем за год. Каждодневная совместная жизнь, работа и военные действия способны сплотить людей, как ничто другое. Но кто может предсказать, что произойдет в тот момент, когда этим людям прикажут выступить против своих же соотечественников? Когда Брут спросил галлов о гельветах, они лишь пожали плечами, словно не могло возникнуть никаких сложностей. Никто из воинов не принадлежал к этому племени. Более того, отправившись в Рим за золотом, они совсем не беспокоились о тех, кого оставили дома. Ведь не зря считается, что наемники живут только ради денег и довольствуются обществом себе подобных. Брут знал, что и жалованье, и продовольственное содержание новоиспеченных легионеров были прекрасными, но все-таки отразить первый натиск он поручил воинам Десятого.

Подъем оказался крайне тяжелым, и тем не менее невозможно было не признать, что Цезарь прекрасно видел и понимал лежащую перед ним местность. Брут пожалел, что оставил в лагере свою отборную центурию — честно говоря, он побоялся слишком тяжелого восхождения на гору. Впрочем, все прошло достаточно удачно: жертвы ограничились неудачными падениями в темноте и закончились несколькими вывихами и одной сломанной рукой. Да еще несколько человек потеряли по дороге мечи и теперь довольствовались лишь кинжалами. Несмотря на эти неприятности, на утес поднялись еще до зари и, не потеряв ни одного человека, прошли на его дальний склон. Сломанную руку накрепко перевязали, и воину теперь предстояло сражаться левой. Вернуться в лагерь он отказался: ткнув здоровой рукой в стоящего в первом ряду Десятого легиона Цирона, заявил, что великан запросто сможет метнуть копье и за него тоже.