Охрана схватила Хумана и уволокла прочь. Когда его тащили мимо Бэса, то он схватился за него и зашипел ему что-то в ухо, но Бэс стал бить его по руке, пока тот не отцепился.

Итак, Хуман исчез, а его слуги от души смеялись над этим зрелищем, потому что евнух причинил всем много горя.

После этой сцены царь посмотрел на меня и спросил:

– Но зачем я потревожил твой сон, египтянин? О, я вспомнил. Этот карлик сказал, что видел самую прекрасную женщину на земле, к тому же очень образованную, какую-то даму из Египта, однако он не знает ее имени, но ты один знаешь его. Я разбудил тебя, чтобы ты сказал мне это имя, а если ты его забыл, я могу снова отправить тебя в постельку, чтобы ты отдыхал, пока не вспомнишь его. На реке много лодок, египтянин.

– Самую красивую и образованную женщину на земле? – спросил я удивленно. – Кто же это может быть, если только не благородная Амада? – и я замолчал, постаравшись прикусить свой язык перед началом разговора, потому что вовремя почувствовал западню.

– Да, господин, – ответил Бэс звонко. – Это именно благородная Амада.

– Что это за Амада? – спросил царь, на глазах трезвея. – И что она из себя представляет?

– Я могу сказать тебе, царь, – сказал Бэс. – Она похожа на иву, которая качается на ветру благодаря своей гибкости и грации. Ее глаза, как у самки, которая восторженно смотрит на самца, губы похожи на бутоны роз. Ее волосы черны, как ночь, и мягки, как шелк, их запах распространяется вокруг нее, как аромат цветов. Ее голос шепчет, как вечерний ветер, и сладок, как мед. Она красива, как богиня. Когда мужчины видят ее, их сердца тают, как воск на солнце, и долгое время не могут взглянуть на других женщин до следующего дня, если встречают ее вечером, – и Бэс причмокнул своими толстыми губами и посмотрел вверх.

– Клянусь священным огнем, – рассмеялся царь, – я чувствую, как мое сердце уже тает. Скажи, Шабака, что ты знаешь об этой Амаде? Она замужем или еще девица?

Теперь отвечал я, во-первых, потому, что лодка была не так далеко, а во-вторых, я не хотел лгать.

– Она замужем, о Царь царей, за богиней Исидой, единственной, которую она любит.

– Женщина замужем за женщиной! Или даже за царицей всех женщин, – засмеялся царь, – что ж, это еще ничего не означает.

– Нет, царь, это значит много, потому что она под защитой Исиды и девственна.

– Это понятно, Шабака. Я думаю, что я осмелился бы возмутиться существованию любой фальшивой богини на небесах, чтобы только выиграть такой приз. Образованная, ты сказал, Шабака.

– О царь, она умна до кончиков ногтей, к тому же еще и провидица, та, в ком горит божественный огонь, как лампа в вазе из алебастра, та, к которой приходят видения и кто может читать прошлое и будущее.

– Уже лучше, – сказал царь, – именно она будет подходящей парой для Царя царей, который устал от толстых сладкоголосых дурочек, которых здесь повсюду сотни, – и он указал на гарем. – Кто ее отец?

– Он умер, но она племянница принца Пероа, по рождению благородная особа, о царь.

– Значит, из знатной семьи, это тоже хорошо. Слушай меня, Шабака. Завтра ты отправишься обратно в Египет, повезешь письма от меня к моему вассалу Пероа и к наместнику Идернесу. Ты попросишь Пероа передать Амаду Идернесу и попросишь Идернеса отправить Амаду на Восток со всеми почестями и без промедления, чтобы она могла войти в мою семью как одна из моих жен.

Я был полон гнева и ужаса и уже готов был отказаться от этой миссии, когда Бэс мягко произнес:

– Не будет ли любезен Царь царей отдать приказ обеспечить безопасное и почетное путешествие моего господина?

– Он уже отдан, потому что все дела, необходимые для египтянина и его слуги-карлика, сделаны, он получил золото, украшения и рабов, которых выиграл в пари, все это принадлежит ему. Пусть так и запишут.

Писари подбежали поближе и записали слова царя. Как во сне, я подумал, что они уже не могут быть изменены. Царь посмотрел на нас сонным взглядом, затем, кажется, проснулся окончательно и снова обрел ясный ум. В заключение он сказал мне:

– Египтянин, фортуна сегодня улыбалась и хмурилась тебе, но больше улыбалась. Помни, что у нее есть зубы, чтобы перегрызть горло обманщику. Если ты обманешь меня или не выполнишь мое поручение, будь уверен, что умрешь такой жестокой смертью, что вон та лодка покажется тебе ложем удовольствия. Вместе с тобой умрут и Амада, и ее дядя Пероа, и вся ваша родня, – добавил он, подавив вспышку злобы, – и даже этот уродливый карлик, которого я слушал, потому что он смешил меня, но который, наверное, более коварен, чем кажется на первый взгляд.

– О Царь царей, – сказал я, – я не обману, – но не сказал, кого именно.

– Хорошо. Вскоре я отправлюсь в Египет, как уже говорил тебе, и там оглашу приговор тебе и всем остальным. А теперь прощай. Ничего не бойся, потому что у тебя есть мое высочайшее позволение. Но сначала выпей и возьми кубок, а взамен отдай мне твой лук, который стреляет так далеко и так метко.

– Хорошо, царь, – ответил я, поднимая золотой бокал, который слуга подал мне.

Затем перед троном упали занавеси, и слуги подошли к нам с Бэсом, чтобы отвести нас к нашему жилищу. Один из них взял кубок и нес его впереди нас. Спустившись в зал, мы прошли мимо пирующих знатных людей, которые кланялись тому, кому Великий царь оказал милость. Мы вышли из дворца и темной ночью вернулись в дом, где я устроился, пока ждал аудиенции царя. Здесь слуги пожелали мне спокойной ночи, отдали кубок Бэсу и сказали, что завтра рано утром мне принесут мое золото и все то, что нужно для путешествия. Кроме того, один из них заберет лук, обещанный царю, который мне уже вернули вместе со всем нашим имуществом. После этого они поклонились и ушли.

Мы вошли в дом и поднялись по ступеням в верхние комнаты. Тут Бэс с облегчением запер дверь и ставни, чтобы удостовериться, что никто не увидит и не услышит нас.

Он повернулся, простер ко мне руки, поцеловал мою ладонь и залился слезами.

– О мой господин! – еле сдерживался Бэс. – Я рыдаю от усталости, не обращай внимания. День был слишком длинным, и за это время ты, по крайней мере два раза, был на волосок от смерти. Моргание века, крохотный волосок, кончик ногтя – вот что отделяло вас от нее.

– Да, – сказал я, – и ты был этим веком, ногтем и волосом.

– Нет, господин, нет, это было что-то иное, что выше моего понимания. Долото вырубает статую, рука держит инструмент, но рукой управляет дух. Ко времени, когда взошло солнце, моя голова была пустой, как барабан. Потом что-то туда постучало, возможно, святой Танофер, может, кто-то другой, и оно знало, что нужно сказать. Это было, когда я проклинал вас в лодке. Это было, когда я возвращался с евнухом, думая убить его по дороге, но затем вспомнил, что смерть одного злобного евнуха вовсе не поможет вам, в то время как, оставшись живым, он может привести меня к царю, кстати, я не заплатил ему из того мешка золота, который я нес. Хотя он заслужил за свою работу, потому что, когда царь загрустил и вино еще не затуманило его разум, именно евнух подсказал ему, что я смогу его развеселить, я, уродливый и такой разный в своих выходках, потому что всего за несколько минут я сделал то, чего не смогли сделать женщины-танцовщицы.